Дмитрий оглянулся в сторону дома. Все было тихо, но ему показалось, что за окнами что-то мелькнуло. Если это хозяин — пусть выходит, и они поговорят. Если хозяин вооружен — тоже неплохо: два пистолета всегда при нем. Дмитрий терпеливо ждал. Он умел ждать и, если надо было, никогда не спешил. Нет, ему показалось — в доме спали. Он вытащил нож из тела собаки, сдвинул ее с себя, взрезал ножом надкусанную зверем культю, несколько раз сжал пальцы, восстанавливая кровообращение и, пригибаясь, быстро побежал к конюшне, стремясь как можно скорее оказаться внутри помещения. Кто знает — в доме может оказаться винтовка. Расстояние для хорошего стрелка плевое. Сумрак его скрывает. Иначе б никогда не рискнул встать на ноги. Дверь в воротах была не на замке, и Бекешев удвоил внимание — может, внутри притаились еще одни острые клыки, а он поторопился избавиться от тряпичной защиты. Осторожно открыл дверь и вошел, ожидая любой пакости. Но внутри было тихо и очень темно. В этой тишине можно было расслышать грустное лошадиное дыхание, хруст сена, топотание… Вспомнился Акбар. Его бы сюда… Но на нет и суда нет. А в темноте он все равно ничего не разглядит. Бекешев, совсем обнаглев, приоткрыл створку ворот, и слабый рассвет залил помещение. Он быстро двинулся по проходу, внимательно рассматривая каждую лошадь. Белая не нужна, черная тоже не намного лучше, серая в яблоках пойдет на худой конец… Вот то, что надо! Лошадь пегой масти — наиболее выносливая. Ее-то он и заберет. Всего здесь пять лошадей, но ему только одна требуется для последнего броска. А то, что он будет последним, Дмитрий почему-то не сомневался.
О! И сбруя лежит на виду — бери не хочу. Что-то здесь не так. Вспомнилась сказка про Иван-царевича и Жар-птицу — нельзя было трогать клетку… А здесь? Лошадь — его Жар-птица. Значит, стойло? Ну да, лошадиная клетка. Туда нельзя… Он нутром ощущает опасность, даже уйти тянет. Надо все осмотреть, нельзя торопиться, хотя светлеет на дворе с каждой минутой. Дмитрий замер и только медленно обводил глазами конюшню, ничего не пропуская, заставляя себя стоять смирно, — он знает, что время безжалостно уходит, но торопиться все равно не станет. Нет! Напрасны его страхи, нет никаких подвохов. Хозяин ставил на собаку! Пора идти в стойло? Нет, нет и нет! Еще раз все осмотреть… Вот сено перед каждым стойлом, где есть лошадь, это понятно: просыпали во время кормежки… Но как-то странно просыпали — везде примерно одинаковые кучки именно перед дверцей. Ну и что?.. А то, что не бывает так!
А что там мелькнуло в рассветной мгле у самых ворот перед стойлом с белым конем? Металл? Он склонился над сеном и осторожно разгреб его. Похолодел. На него смотрели зубья медвежьего капкана. Перед дверцей каждого стойла с лошадью стоял приготовленный для вора капкан. Пять капканов! Собака собакой, а подведи к кобелю течную суку — и нет этого сторожа. И никакого снайпера нет в том доме. Да и не нужен он. Капкан — лучший сторож!
Ему не показалось, что в доме мелькнуло. Там спокойно и, может быть, привычно ждали его крика от боли. Там ждали, когда можно будет прийти и неспешно добить человека, у которого перерублена нога. Эти капканы даже не закреплены. Достаточно короткого лязга, и с таким захватом никуда не уйдешь и будешь только о смерти молить, которая не заставит себя ждать… Закричать? А когда войдет хозяин — убить его? Безжалостно, хладнокровно воткнуть ему еще испачканный в собачьей крови нож в самое горло — смешать кровь двух зверей. Такой ярости против человека Бекешев никогда еще не испытывал.
Осторожно отодвинул капкан от дверцы стойла с пегой лошадью, взнуздал жеребца и вывел его из конюши, вернулся туда за седлом, изнутри закрыл ворота и вышел через дверь. Накинул седло, затянул подпругу… взлетел в седло и пришпорил. Конь почувствовал, что на нем настоящий ездок, и охотно подчинился ему. Конь с всадником легко перемахнул плетень и скрылся в лесу.
За спиной остался капкан, поставленный в конюшне сразу за дверью.
32
Он услышал далекий грохот, который не спутаешь с громовыми раскатами, — работала артиллерия. Значит, все это время он двигался в правильном направлении. Теперь надо было напоить коня. Дмитрию тоже хотелось пить, но сам-то он перебьется, а вот лошадь страдать не должна. Он выжал все возможное из этого пегого жеребца, со знаньем дела меняя режим движения от легкой рыси до сумасшедшего галопа. Но всему есть предел, и конь нуждается в отдыхе, а главное — в воде. Бекешев пробирался с конем на поводу сквозь дикий лес по звериной тропе. Он не встретил тропинок, протоптанных людьми. Человек здесь — гость случайный и непрошеный. Ветки деревьев били по глазам, и порой ему приходилось либо ломать, либо ножом отсекать их от стволов, чтобы конь мог пройти. Он упрямо шел по тропе в надежде, что она приведет к воде — любой, пусть застоявшейся в крошечном болотце. Должны же быть здесь горные источники, черт подери! Вода нужна и для того, чтобы смыть засохшую на многострадальном мундире собачью кровь. Из нее образовалась корка, и много раз уже Бекешев испытывал желание сбросить мундир к чертовой матери, но помнил, какие холодные ночи в этих горах. И только теперь, когда услышал грохот орудий, понял, что может избавиться от опостылевшего мундира, который сослужил ему неоценимую службу. Осталось немного…