Демонстрируя свою неловкость, но вместе с тем и силу, которую здесь наверняка уважали, Бекешев долго размахивался. И только профессионал мог бы заметить, что удар нанесен точно в сонную артерию и рассчитан так, чтобы человек вырубился на какое-то время. После этого бесчувственное тело оттащили в угол и в самом деле отстали от провинциала. Хитрость Караева кажется сработала. Подошел официант.
— Полбутылки, два стакана и пару печеных яиц.
Обслуживали быстро. Когда официант принес на подносе заказанное, Бекешев очистил яйцо, круто посолил, наполнил водкой захватанный пальцами стакан и выпил залпом. Ему ужасно хотелось протереть посуду, но понимал, что делать этого нельзя. Не поморщился. Засунул в рот все яйцо и начал неторопливо жевать. Тут же налил еще стакан, но пить не стал. Он ждал, зная, что учитель никогда не опаздывает.
Когда Караев вошел в заведение, Бекешев понял, что пробило семь и скоро все начнется. Он подметил, что к этому времени покинули залу женщины со своими котами, исчезли куда-то все посторонние — он остался единственным. Надо думать, что вырубленный им персонаж должен был выпроводить его из шалмана. Не получилось, и потому воры решили оставить его в покое. В зале осталось десять человек. Трое за столом, за который сразу и подсел Караев. Мужики были неброско одеты — вот и все, что мог сказать о них Бекешев. Еще двое сели за соседний стол позади Караева, последние двое, сев рядом со столом Бекешева в пределах вытянутой руки, обеспечили его нейтралитет. Официант тоже испарился, накрыв стол еще до появления Караева — четыре стакана, графин водки, селедочка с лучком, миска соленой капусты, огурчики и помидорчики… Все просто, без роскошества. Перед самым уходом, когда Караев уже перебросился парой фраз с бандитами, включил граммофон, который сразу же заорал шаляпинским басом «Дубинушку».
— Где Марина? — взял быка за рога Караев.
— Ты погоди, Колченог, побазлать надо за жизнь, — ответил ему один из сидящих.
Больше Бекешев ничего не слышал, потому что в этот момент граммофон и начал орать. Краем глаза он видел, что Караев выпил с ними — после того, как те опрокинули свои стаканы. Начали закусывать, и его учитель только молчал, а говорили те, напротив кого он сидел. Негромко, но все время…
— Слушай ты, мастеровой, — вдруг обратился к нему один из соседей и вытащил фомку из-под полушубка. Положил ее на стол, загнутым концом направил на Бекешева. — Где же твой дядя Порфирий, мать его в душу? Что-то он задерживается.
— Мой дядя самых честных правил. Он придет, — Бекешев знал, что в этой компании он ничем не рискует. А напряжение захотелось снять. Цитата помогла, и, кстати, фомка — плохое оружие: стекла ею бить хорошо да ящики ломать. Но не более того. Нашли чем испугать.
— Это что? Вы мне вашу правилку устроили? — громко выкрикнул Караев. — Последний раз спрашиваю, где Марина?
— Последний так последний. Давай выпьем, и скоро увидишь свою Марину. Обождать придется зачуток, — так же громко ответил ему один из собеседников и начал наливать водку в стакан сыщика.
Бекешев, глядя на своего соседа, краем глаза увидел, как встал за спиной Караева один из бандитов и пошел к нему, доставая что-то из кармана. Это был не нож. А бандиты начали громко стучать своими стаканами, перегибаясь через стол, что-то кричать сыщику в лицо. Он физически не мог услышать шаги подходящего к нему убийцы. Когда палачу осталось пройти два шага, он поднял руки, и Бекешев понял, что в них — удавка. Все! Медлить было смерти подобно.