Скучно Жанне. Зато вместо Нинки стал навещать ее тот самый санитар либо лаборант, веселый дядечка, что принес тогда таблетку. Заглянет в палату, будто по какому делу, и вроде невзначай присядет около Жанны. Сунет что-то в тумбочку — редкие снотворные, а то и шоколадку — и давай лясы точить, и все с намеками на свои чувства. Жанна злилась: «Дурень старый, хоть тоже считает себя молодым. Разве сравнить его, например, с Витей, таким легким и нежным».
Да, нежным... Только целовал-то он нежно не ее, а другую девушку, в капюшоне...
Жанна с мукой вспоминала все-все с самого начала, с той самой древне-борисовской эпохи. А на лаборанта и внимания не обращала. Только злилась, когда он опять заглядывал в палату, хамила ему, рывком отворачивалась к стене, чуть завидит его розовую рожу в дверях. Соседки дотумкали, от них не скроешь, встречали теперь его смешками да шуточками: «Опять к нам Ромео топает», «Лошадка-то с норовом попалась, поди объезди такую», «Да где ему, на ковбоя не тянет». Палата отвечала смехом.
Он стал заглядывать к Жанне все реже. В коридоре лишь, на бегу, поздоровается, кивнет и мимо, мимо. А потом случилось это... Ночью как-то вышла Жанна в коридор. Оглянулась: никого... и проскользнула в служебный туалет, куда больным ходить запрещено. Зато там всегда чисто, свежо, да еще зеркало в рост, а большие зеркала — Жанкина слабость. Тут-то он и подстерег ее — дежурство его, что ли, было? — когда Жанна совсем одна причесывалась перед зеркалом. Обхватил, задышал жарко, часто, прямо ей в лицо, фу, мерзость! Притиснул к темному углу меж окном и раковиной... Так притиснул, что и пикнуть не смогла. Да что там пикнуть — вздохнуть невозможно. Распахнул ее халат. Лапы алчно хватали ее полуголую грудь; навалился всей тушей... Губами больно залеплял ей рот... Она отбивалась, как могла, откидывала в стороны лицо, но сил не было.
Обмякла, потемнело в глазах. Судорожно вдруг свело горло.
Рвало ее долго. Лаборант испуганно лепетал: «Ладно, ладно!.. Что с тобой?.. Ну хватит. Ну перестань...»
Добралась до палаты, повалилась в постель. Никто ничего не заметил. Но в душе что-то рухнуло, подалось под напором мутной гадости. «Скоты все они. Самцы поганые... Ну и гадость! Так вот что такое все их «чувства», вся их «любовь»!..» Даже плакать не хотелось. Было только скучно и пусто.
Через день Жанна сама позвонила Нинке, но не застала ее дома. Время было утреннее, перед обходом, она все стояла на сквозняковой неуютной лестнице и звонила — не домой, а только Нинке, — хорошо хоть монетами запаслась. Куталась в халатик, а рядом тоже дозванивались и судачили между собой немолодые женщины, одна из них курила; Жанна попросила у нее сигаретину. Курила, куталась в халат, так и не дозвонилась... И вечером тоже. Была суббота. А в субботу разве застанешь Нинку дома!
На воскресенье Нина с утра наметила: в двенадцать с Войтеком на Самарский, показать ему Дуровский зооуголок. С четырех — к Жанне. Давно у нее не была. «Можно и Войтека притащить с собой, он потешный, всем понравится... По дороге купим фрукты... Нет, — решила Нина, — куплю сейчас, а то потом и не достанешь». Наскоро оделась и полетела переулком, по навьюженному с утра снежку, к магазину «Овощи — фрукты», с ходу раскатываясь, как всегда, по черно-лаковым ледяным дорожкам, заметаемым быстрой поземкой. И тут же хлопнула себя варежкой по лбу: «Борисов! Как же я забыла? Ведь надо же с Борисовым, в конце концов, поговорить, хоть на улице, хоть где, а это можно лишь в воскресенье, когда он свободен, то есть сегодня. И дом, кстати, недалеко...»
Планы менялись. Из магазина — повезло, яблоки и апельсины, всего достала! — позвонила Войтеку:
— В два жди около диетстоловой. Помнишь! Ну там, где еще рядом «Кулинария» и Омовая кухня...
— Омовая?! — Войтек захохотал, сразу включаясь в их всегдашнюю, еще с детства, игру словами...
— Ты что, закон Ома не проходил, что ли?..
— А при чем тут кухня?..
— А приходи, узнаешь... — Нинка торопилась, кричала в ледяную, тусклую от изморози трубку. — У меня все! Только не опаздывай, у нас дел с тобой по самую завязку.
Нинка побежала дальше, весело раскатилась вдоль ледяной дорожки и мысленно досказала Войтеку: «А потому «Омовая», что на вывеске «Д» заглавное отскочило. Вот посмеемся, когда там встретимся! А сейчас — к дому Борисова, авось повезет...»
Нине было беспричинно радостно с утра, и росла уверенность, что уж сегодня-то все ей удастся, все будет отлично у нее! Раз день так здорово начался...