— А вас как? — спросил Толя, и принялся зачесывать пятерней набок каштановые лохмы.
— Света, — промямлила она.
Ей понравился и Толин голос: низкий, сиплый, и его руки — крепкие, как грабли, и что он сутулится немного, и как-то так непривычно говорит.
— А я, знаешь, — сразу перешел он на «ты», — в армии я отслужил, да? Ну, домой ехать неохота, да? Я из-под Калуги сам-то. Ну, и остановился пока, у тетки живу, да? В Москве красота. — Он улыбнулся. — Вот работать устроился, на обувную. А говорили — не пропишут, не устроишься, будет трудно... Ништяк. Да? Работаю с трех дня до полдвенадцатого.
— Ночи? — спросила Света.
— Да. Тетка помогла устроиться, она там работала. В Москве хорошо,— повторил он, — да?
Залился звонок, и все пошли в зал. Зал был полупустой. И Толя сел рядом на свободное место. Фильм был цветной, пародия на американский боевик. Было так интересно, что Светка и забыла про соседа. Один, правда, раз вспомнила о нем — когда почувствовала его взгляд. Повернулась, но Толя тут же отвел глаза.
После кино он хотел проводить ее, Света не позволила. И условились встретиться через неделю, после Светкиных экзаменов. Тут же, у кинотеатра.
В булочной она увидела Томку, одноклассницу.
— Слушай, пошли в кафе, — сказала Томка, — у меня трешка есть. Возьмем мороженое.
— Ага. И чего-нибудь еще, — сказала Света.
И они вошли в соседнее кафе. Там было людно: уже начинался обеденный час. За минуту до них в кафе заскочили два долговязых студента. Свои тубусы с чертежами они швырнули на свободный столик и, застолбив место, метнулись к очереди у стойки самообслуживания. Тома и Света, заняв столик, тоже встали в очередь. Студенты перед ними хватко набрасывали различные блюда себе на подносы.
— Чего-то мороженого не видно, — сказала Томка.
— А вон, крем-брюле, — откликнулась раздатчица, выкладывая на стойку железные вазочки с жемчужно-коричневатой массой. Девушки разочарованно переглянулись. На всех углах торговали мороженым, а здесь, как назло, нормального мороженого не было, какое-то крем-брюле. Очередь подвинулась, студент впереди быстро перечислял кассирше:
— Все в квадрате: суп, салат, люля, брюля...
— Три сорок, — объявила кассирша.
— О-ля-ля! — присвистнул студент. — Ладно, обойдемся без брюли! — Он обернулся к товарищу: — Витек, суй мороженое обратно.
— Бедные студенты, — нарочито громко заметила Тома и вздохнула: — Не тянут на повышенную. Свет, угостим их мороженым, что ли?
— Ишь, какие бойкие девчушки, — студент с удивлением глянул на Томку. — От горшка два вершка, а уже кадрятся.
Томка хихикнула, великосветски подняла брови и была, видимо, польщена этим «кадрятся», которое по полному праву приняла только на свой счет.
Пока студенты рассчитывались у кассы, Томка покручивала бедрами, глазела по сторонам и весело болтала.
— Эх, житуха наступила! — говорила она. — Мои на курорт укатили, я одна теперь! — она передернула плечами, совсем как Джульетта Мазина в «Ночах Кабирии». Да и внешне Тома на нее походила: худенькая, беленькая и очень живая. Медлительная Светка возвышалась над ней по-лошадиному, на целую голову.
— И у меня все уехали, — промямлила она.
— И Гарик тоже? — спросила Тома и завертела головой во все стороны.
— Угу, — ответила Света.
Тома заходила иногда к ней уроки делать, но вместо уроков они всегда валяли дурака — все втроем, с Гариком вместе.
— Ха! — сказала Тома. — Теперь у тебя тишина, как в морге! Знаю я твоего братца, он вечно грохочет, как джинн, которого впихивают в бутылку из-под столичной, ха!
Она засмеялась. Свете тоже стало смешно. А Тома вдруг совсем затряслась от хохота и показала глазами куда-то в угол:
— Гляди, гляди, во!
За столиком в углу компания каких-то иностранцев сидела: до лоска черные, туго зачесанные волосы, белоснежные манжеты в запонках, скупой стол и шумное веселье вокруг одной бутылки. Белки глаз и зубы блистали в улыбках, особенно когда смуглые латиноамериканцы (так показалось Светке) поглядывали на девушек.
— Знаешь, Том, я лучше подожду тебя на улице, — сказала она.
Но Тома независимо передернула плечами:
— Ах, ах, застеснялась испанских мальчиков?
Потом они взяли мороженое и молочный коктейль и сели за свой столик. Тома пригладила челочку, покосилась на испанцев, и прошептала:
— Ха! Смотрят, будто в первый раз белую женщину увидели.
Она жеманно повела плечом, куда-то в пространство состроила глазки.
— Коктейль кислый, фу! — отозвалась Света. И, придвинув вазочку с мороженым, стала есть.