Двигаясь в носилках до бань, Эдварду Антонию казалось, что окружающие все больше сходят с ума — крики торговцев, мальчишек-зазывал, носильщиков других паланкинов и его охранников, громко выкрикивающих «дорогу!», сливались в один невыносимый гул. Высунув руку из занавесей носилок, Каллон щелкнул пальцами, подзывая главу своей охраны, и приказал вести себя тише. Головные боли иногда преследовали аристократа, и он научился более-менее справляться с ними, но дома на всякий случай держали особенное лекарство.
В частных банях не стало легче. Хотя в помещении было намного тише, Эдварду Антонию казалось, что малейший звук падения капли в воду отражается болью в голове. Поэтому сенатор по-быстрому омылся, оделся и направился домой.
Головная боль все усиливалась, и когда Эдвард Антоний вошел в свои покои, достигла небывалых размеров — Каллону казалось, что подобных мигреней у него еще не было. Рабы уже принесли старое проверенное средство — вино, настоянное с хамелеоном. Его не нужно было пить — требовалось полить таким вином голову больного. Но болезненные ощущения уменьшились совсем немного.
Другие приемы лечения головной боли не казались Эдварду Антонию надежными, так что он не приказывал рабам позаботиться об их воплощении. Один из способов заключался в том, чтобы до головы больного дотронулся хоботом слон, а другой требовал от пациента употребить воды из поилки, где до этого пил вол или осел.
Мечтая провалиться в небытие, лишь бы не испытывать такой ужасной боли, в какой-то момент Эдвард Антоний вспомнил о своей книгочее, которая странным, но всегда благоприятным образом влияла на него, и приказал позвать новую рабыню. Он полагал, что ее присутствие сколько-нибудь успокоит разыгравшуюся хворь, а чудный голос окажет свое волшебное воздействие не только на его сон, но и на мигрень.
VIII
Изабелла полностью погрузилась в копирование страниц одного из томов Марка Теренция Варрона, по месту рождения именуемого Варрон Реатинский. В своем труде «Образы» римский учёный-энциклопедист представил более семисот портретов великих личностей Греции и Рима в пятнадцати частях, доказывая равноправное положение греческой и римской культур. Ранее Изабелла мельком просмотрела те два тома, что хранились в библиотеке хозяев, отметив информацию и о своих дальних предках в одной из книг. Она бы с удовольствием изучила текст подробнее, но свободного времени у рабыни было очень мало — Розалия Каллона требовала очередной готовый свиток уже завтра.
Тихий стук в дверь оторвал рабыню от кропотливого занятия. Дверь открыл робкий и скромный юноша-раб Ливий.
— Изабелла, господин вызывает тебя в свои покои. Он мучается от мигрени, так что будь тиха и услужлива.
IX
Девушка очень осторожно ступила в хозяйскую спальню, не желая вызвать гнева Каллона или усиления его болей.
С тех пор как Изабелла появилась в доме, господин не замечал ее, забыв о покупке, но рабыне это было только на руку. Она слышала ужаснейшие истории о судьбах римских невольниц, знатные хозяева которых были не равнодушны, а наоборот, исполнены злобы и ярости, получая удовольствие от истязания безответных рабов. Господа могли назначать кровавые наказания за малейшие проступки и даже просто потому, что так захотелось. Дешевых рабов было на рынке много, и их жизни совсем не ценились. Если раб погибал, легко было купить другого взамен.
Изабелла считала, что в этом плане ей повезло — для хозяина она была лишь снотворным средством. Необходимо было только стойко переносить периодические перепады настроения Розалии Каллоны, которая если и наказывала жестоко, то по делу, и едкие издевательские замечания ее лучшей подруги. С того раза, когда хозяйка избила ее, Изабелла старательно избегала любых ситуаций, что могли привести к повторению унизительного болезненного опыта, напоминание о котором до сих пор темно-розовыми полосами «украшало» спину.
Зайдя в комнату господина, Изабелла медленно прикрыла дверь, но та все равно скрипнула напоследок, заставив сердце девушки забиться сильнее. Эдвард Антоний не шевельнулся — он в напряженной позе лежал на постели, закрыв лицо ладонями.
Перед успокаивающим чтением, ради которого ее и позвали, Изабелла решила сделать кое-что еще, желая помочь страдающему хозяину. Обнаружив на одном из столиков несколько лоскутов, рабыня смочила их в чаше с водой для умывания и, подкравшись тихой поступью к мужчине, шепотом окликнула его.
— Господин, я положу вам на лоб смоченную в прохладной воде ткань. Должно стать легче, — Каллон не шевельнулся, и Изабелла посчитала, что он не против ее действий. Голова хозяина была испачкана чем-то розоватым, а обычно красиво уложенные волосы слиплись. Устроив смоченные тряпицы на лбу Эдварда Антония, Изабелла направилась к стоящему у порога креслу, в котором обычно услаждала слух господина чтением. Возле него на столике с тремя ножками лежала и книга. Открыв на нужном месте трагикомедию Плавта «Амфитрион», включающую в себя тысячу сто сорок шесть строк, Изабелла начала читать.
Произнеся вслух всего несколько предложений, рабыня услышала, как Каллон зовет ее, бормоча что-то непонятное. Девушка бросила книгу и кинулась на зов хозяина. Руки Эдварда Антония лежали вдоль тела, ладони то сжимались в кулаки, то разжимались в попытке хоть немного утихомирить испытываемую боль.
— Помоги… помоги мне… — хриплый шепот мужчины заставил сердце Изабеллы сжаться от жалости и желания помочь.
— Конечно, господин, — тихонечко произнесла рабыня. Она сняла лоскуты со лба Эдварда Антония, вновь смочила их и подошла, чтобы положить их назад. После, позволив себе обхватить ладонь Каллона, тут же с силой сжавшую кисть девушки, опустилась возле его постели на колени и негромко начала рассказывать первое, что пришло в голову. — Я расскажу вам, хозяин, о создании Рима — Вечного города!.. — Изабелла запнулась, уверенная, что уж хозяин-то точно знает об этом, но продолжила: — Наверняка вы слышали эту историю, а знаете ли вы, что впервые «Великой» назвал столицу нашей республики поэт Альбий Тибулл в своей второй элегии около пятидесяти лет назад? Так вот… Ромул и Рем – братья-близнецы, были внуками Энея, троянца, спасшегося при разрушении Трои. Корабль Энея долго блуждал по морю, пока не был выброшен на побережье Апеннинского полуострова. Было здесь царство Лациум, его правитель искал жениха для своей дочери. Будучи сыном Венеры, Эней без труда очаровал девушку и после преодоления определенных препятствий женился на ней. Двести лет потомки Энея правили этими краями в городе Альба-Лонга, пока корыстный Амулий не сверг своего старшего брата и законного царя Нумитора, дочь же его Рею Сильвию он отдал в услужение богине Весте. Жрицы ее, весталки, весь период службы должны были хранить обет безбрачия. Девушка больше не представляла опасности, ведь она не должна была родить законных наследников. Вот только в лесах ее встретил бог Марс и, очарованный ее красотой, овладел ею, — Изабелла в очередной раз сняла тряпицу со лба господина Каллона, намочила ее и положила ее обратно. — Так появились на свет Ромул и Рем, потомки Венеры и дети Марса. Оставить в живых законных наследников было немыслимо, и Амулий поручил убийство детей крестьянину Фаустилу, но тот оказался не в силах поднять руку на невинных младенцев. Он сделал им люльку из дерева и пустил ее по течению Тибра. Прибило эту люльку к подножью холма Палатин, где их нашла волчица и вскормила своим молоком. Когда же Ромул и Рем, достигнув совершеннолетия, узнали о тайне своего происхождения, они свергли незаконного правителя, освободили мать из заточения и вернули трон дедушке Нумитору. В благодарность царь дал братьям золото, рабов и ремесленников для основания нового города…
Эдвард Антоний, находившийся между сном и явью, почти не вслушивался в слова рабыни, чувствуя, как под успокаивающие волны ее рассказа боль становилась терпимее, превращаясь из шумной горной реки в бурлящий ручеек, а затем в тихий и прохладный горный ключ. Но только чуть Изабелла замолкала, как скорость потока возрастала, вода начинала клокотать, ударяясь о камни. Тогда засыпающий Каллон немного сильнее сжимал хрупкую ладонь, вынуждая девушку продолжать рассказ.