Как сказано, так и сделано. У царей не пиво курить, не мёды варить, честным пирком да за свадебку.
Вот много ли, мало ли времени прошло, собрался царь по своим делам и в далёкие края уехал. А царица в это время сына родила. По колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.
Понесла старшая сестра царевича в баню. В предбаннике ударила его по спине да и говорит:
— Был ты царский ребёнок, будь ты серый волчонок.
Оборотился царевич серым волчонком и в лес побежал.
А старшая сестра грамоту пишет: «Обещалась твоя царица принести хорошего ребёнка, а принесла щенка. Я его велела в колодец бросить».
А царь ей в ответ: «Первая вина не считается. Моей жены обижать не смей!»
Ну, ладно, хорошо; много ли, мало ли времени прошло, родила царица второго сына. По колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке. Понесла его средняя сестра в баню мыть. Ударила по спине и говорит:
— Был ты царский ребёнок, стань ты серый волчонок!
Оборотился царевич серым волчонком и в лес побежал.
А средняя сестра царю пишет: «Обещалась твоя жена принести хорошего ребёнка, а принесла щенка. Я его велела в колодец бросить».
А царь ей в ответ: «Первая вина не считается, а вторая вина прощается, подождём, что дальше будет».
Много ли, мало ли времени прошло, родила царица третьего сына. И хорош, и бел, и румян, и на ногу резв, да мальчик как мальчик, как у всех женщин рождаются.
Тут старшая сестра царю грамоту пишет: «Обещалась твоя жена принести хорошего ребёнка, а принесла гнилой пенёк, я его велела в печку бросить!»
Тут ей царь в ответ: «Третья вина не прощается. Куда хочешь жену с глаз моих долой прогони».
Велели сёстры большую бочку выкатить. Посадили в неё царицу с царевичем и пустили в море-океан. Бочка день плывёт и другой плывёт. Иван-царевич не по дням, а по часам растёт. Выбросила волна бочку к острову.
Поднатужился Иван-царевич, поднапружился, выбил дно и на волю с матушкой вышел.
Смотрят они — кругом голо. Людей не видать, птиц не слыхать. Идут по берегу и слёзы роняют. Вдруг видят: лежит кремень да огниво.
— Ох, матушка, — говорит Иван-царевич, — гляди, кремень да огниво. Разожгём-ка костерок, согреемся на часок.
Взял кремень да огниво, стал огонь высекать, а вместо огня выскочили два молодца.
— Что прикажешь, Иван-царевич, вмиг сделаем!
Удивился Иван-царевич и говорит:
— Чтобы мне сейчас тут, на острову, стал золотой дворец с тёплыми палатами, да чтоб кушанья были изготовлены, да перинушки взбиты, да печки стоплены. Раз, два — и готово!
Раз, два — и готово! Встал на острове золотой дворец. В нём кушанья приготовлены, перинушки взбиты, печки стоплены. И стал Иван-царевич с матушкой там жить-поживать, добра наживать.
Раз там ехали корабельщики. Увидели на острову дворец, как жар, горит; пристали к острову. Их царица встречает, в гости зовёт:
— Заезжайте, корабельщики, ко мне, наесться, напиться, на моё чудо подивиться.
Корабельщики у неё ели-пили, на чудо дивились, а оттудова поехали в царство к старому царю. Царь корабельщиков спрашивает:
— Далеко ли, корабельщики, ездили? Что вы, корабельщики, видели?
— Видели мы, царь, чудо великое. Был на море-океане пустынный остров. Раньше рос там дремучий лес, да разбой стоял. Нельзя было ни пешему пройти, ни конному проехать, а теперь стоит там золотой дворец, в нём живёт честная вдова со своим сыном Иванушкой.
Удивился царь, разохался:
— Мне бы тот дворец поглядеть, на то чудо посмотреть!
А старшая сестра, злая лиходейка, тут и вывернись:
— Это, царь-батюшка, не чудо, а полчудища. Вот есть чудо так чудо — золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдёт — сказки-байки поведёт, голосом потянет — трава повянет.
Вот поехали корабельщики обратным путём. Заезжают в золотой дворец, говорят честной вдове:
— Много мы про твой дворец рассказывали, а нам говорят: «То чудо какое! Есть чудо в других местах — золотая сосна, под сосной серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдет — сказки-байки поведёт, голосом потянет — трава повянет».
Тут Иван-царевич припечалился. А корабельщики в путь отправились.
Долго ли, коротко ли, приезжают снова корабельщики. Заезжают в золотой дворец. Только стали пить, есть, веселиться, а Иван-царевич на двор пошёл, вынул кремень да огниво. Выскочили два молодца:
— Что велишь, что желаешь, хозяин?
— Чтоб мне через час с минуточкой была здесь золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: голосом потянет — трава повянет.
Как сказано, так и сделано.
Увидали корабельщики кота-баюна, разохались. Стали они в путь собираться.
А Иван-царевич оборотился мушкой, им вслед полетел. Приезжают корабельщики в царство к старому царю. И Иван-царевич на плече у корабельщика сидит, всё слушает.
Говорят корабельщики старому царю:
— Ну, царь-батюшка, навидались мы дива чудного — золотая сосна, под ней серебряный столб, у столба кот-баюн: в праву сторону пойдёт — сказки-байки поведёт, голосом потянет — трава повянет; а то диво чудное у честной вдовы на далёком острову.
— Вот бы мне поглядеть, — царь говорит.
А средняя сестра тут и вывернись:
— Это не чудо, царь-батюшка. Чудо — это два паренька, два царевича — по колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.
Рассердился Иван-царевич, полетел к себе на дальний остров. Рассказал обо всём матушке. Тут царица горько заплакала:
— Эх, Иван-царевич, были у тебя такие братья, да извели их мои злые сёстры.
Взял Иван-царевич кремень да огниво. Выскочили два молодца:
— Что прикажешь, хозяин?
— Чтобы через час с минуточкой были у меня здесь два царевича: по колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.
А они ему в ответ:
— Этого сделать, Иван-царевич, у нас силы нет: это сделать только ты сам можешь. Иди прямой дорогой в нехоженый лес; там в избушке живут два серых волка. Это и есть два брата-царевича. Возьми с собой два пшеничных хлебца, замеси ты тесто на материнском молоке. Ухватят волки те хлебцы, станут сразу людьми. А не то они тебя съедят, белых косточек не оставят.
Пошёл Иван-царевич к матушке. Всё ей рассказал. Замесила царица два пшеничных хлеба на своём молоке; взял их Иван-царевич, завернул в полотенце и в путь отправился. Зашёл он в лес дремучий. Нашёл старую избушку. Положил на стол два пшеничных хлебца. Сам за печку спрятался. Набежали тут два серых волка. Один говорит:
— Фу-фу-фу, русским духом пахнет! Кто тут есть, кого бы нам съесть?
А другой говорит:
— Что ты, братец, погляди получше, лежат на столе два пшеничных хлебца, это от них такой дух идёт.
Ухватили волки по белому хлебу, проглотили их, почуяли материнское молоко, об пол грянулись, стали царевичами: по колено ноги в золоте, по локотки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.
Тут Иван-царевич из-за печки вышел. Обнял их, поцеловал, всё им рассказал, домой повёл.
Долго ли, коротко ли, приезжают корабельщики.
Подозвала их к себе царица:
— Заезжайте ко мне, корабельщики, наесться, напиться, моему чуду дивиться.
Увидали корабельщики царевичей, удивились, разохались.
Поехали в царство к старому царю. Стали они ему про царевичей рассказывать. Тут царь не выдержал, с трона вскочил.