V
Но, чу! Иль, может, показалось?
Среди одной из всех груд тел
Вдруг тихий звук — сама скорбь, жалость —
Возник, вновь гас, как бы хотел
Ростком из груды вверх пробиться
И зацвести, дарить плоды,
Из клетки выпорхнуть вон птицей,
Защебетать на все лады!
О, да! Вновь звук! И он реальность!
То детский плачик слышен стал,
Как мёд средь горечи и пряность,
Как эликсиров всех бокал!
Ребёнок силился из груды
Печальной вызволиться прочь…
И смог! Хвала усильям, чуду.
Была то девочка и дочь
Той, что, растерзанна, лежала
Вблизи головушки своей…
Ребёнок плакал, звал немало,
Полз, содрогаясь всё сильней,
От мрака, страшного до жути,
И, вдруг наткнувшись, на что хоть,
Впадал вмиг в обморок, по сути,
Не в силах страх свой побороть…
От потрясений этих диких
Вон поиссякли струи слёз,
Плач захирел и стихли крики,
Глаза, круглее всех колёс,
Уж больше вовсе не моргали,
Вперёд уставясь только лишь…
Ползти! Ползти отсюда в дали,
Где жизнь и свет, не мрак и тишь!
Да! Отошла уж дочь от взрыва
Гранаты, бросил что солдат
Со злости, ярости разлива,
Очнулась, чтоб покинуть ад…
Спасибо маме, что прикрыла
Её собою в этот взрыв,
Всегда с ней было сладко, мило,
Заботы, неги был наплыв…
Теперь одна во мраке ночи…
Но вдруг узрела огонёк!
К нему! К нему, что было мочи,
Вмиг устремилась! Светлячок
То опустился с неба тихо,
Быть, может, ветерок занёс.
Он! Он спасение от лиха,
Осуществленье дум и грёз.
К нему! К нему дитя стремится,
За ним спешит всё вдаль и вдаль…
Порыв оплатится ль сторицей,
Уймёт ли страх он и печаль?
Но тут — одна лишь в мире сила
Неиссякаемая есть
На то — вдруг мать зашевелила —
И этой силе слава, честь! —
Окровавлёнными руками
И распростёрла их вослед,
Как бы взывая дочку к маме
Вернуться, не было чтоб бед!
Беззвучно мёртвыми губами
Взывала также голова,
Навек сомкнутыми глазами
Стремилась вслед, как бы жива…
Ввек в матерях Устав прописан:
В любви, заботах жить — их долг,
Урчать, ласкаться, будто киса,
Тогда лишь в детях будет толк.
Но все усилия напрасны
Её к себе дитя вернуть…
Ползёт, стремится та в опасный
За Светлячком призывный путь,
Чтоб быть от жути дальше, дальше,
Как нить, влекомая иглой!
Но сил уж нет, и черепашьи
Движенья стали в тьме презлой…
Но вот покинут ад разбоя,
Где был жестокий жизни срез,
И в высоченный пред собою
Дитя вползло шуршащий лес…
Но здесь своя опасность, страхи:
Вокруг мерцанье чьих — то глаз
И визги, писки, звери, птахи —
От них беды жди и проказ!
И по лицу хлестали ветки,
По тельцу голому, спеша,
Скользили гады, рядом — детки,
Что дыбом волосы! Душа
От жути этой содрогалась,
Веля шарахаться вон прочь!
Прижаться б к маме, хоть на малость,
Чтоб страх утих, — мечтала дочь…
Кровоточило и зудело,
Распухло, ставши не своим,
Шипами жаленное, тело,
Впивался гнус, не уловим,
И уж хотелось крепко — крепко
Глаза зажмурить, съёжась в ком,
Как вдруг взглянул в них… зверь прецепко,
Достиг её одним прыжком!
Он был огромен, силой знатен,
Ужасен пасти был оскал,
Клыков вид острый, неприятен…
— Мала добыча!.. — проворчал… —
Фу! — он поморщился сначала, —
Да ты, глазам не верю, Тэй?
Вмиг разорвать тебя пристало
Клыков безумством и когтей!
— Твой шерсти цвет в том подтвержденье
На голове, Луна как, бел.
Не наша ты, то без сомненья! —
И растерзал бы уж и съел,