Выбрать главу
Бежать! Бежать в другие страны. Но нету денег ни шиша. Гнетут отчаянья бураны, Для них, как мяч, моя душа,
Того гляди, влетит в ворота, Вратарь где — жаждующая смерь, И жить уж стало не охота, Судьбы жестоко хлыщет плеть!
Жизнь — хуже драннейшего мопса, Могильный ближе виден вал… Но тут пропел всем как — то Робсен, И мне надежду всё же дал
Быть «полноценным человеком»: Советский даст всегда Союз! И стал душой я не калека И не отброс уж и не гнус.
Стремясь в страну попасть ту — Диво, Я стал наёмником, но здесь Я «воевал» лукаво, лживо, Вон отметая зло и спесь,
И всё ждал случая, момента, Переметнуться чтобы к вам, Уйти из подлого вон света, Ведь боль он честным головам.
Я палачом его не стану, Он мне и вам — ввек кровный враг, Дам вам защиту и охрану, Над вами чтоб развеять мрак —
То слово русского Ивана, Не подведу, я не пижон, Не троеротова я клана, Иван! Иван я, а не Джон.
И вам, и мне один стремиться Пройти тяжёлый в битвах путь, В Победный час взмыть вольной птицей, Вон расклевавши гнёта жуть. —
Тут речь закончилась насильно: Напал, подкравшись, подлый враг, Из всех орудий бил он сильно И всё наращивал кулак…
Бойцы устроили защиту Все круговую чётко, враз. Но быть врагу — их цель — побиту! В атаку масса поднялась!
Иван, сей массой увлечённый, Схватил свободный автомат, Никем в пылу не уличённый (Так думал он, тому был рад!),
И мчал в атаку уж со всеми, Отважно, только напрямик. Знать, чести он ядрёно семя, Хозяин слову не на миг.
И троероты побежали, Бросая технику, тела, Страшась, в неведомые дали! Аль жизнь ценна им и мила?..
Всех командир за то поздравил, Взгляд на Ивана обратя: Всем пленным свод есть чётких правил. То ж для Ивана был. Хотя…
Он был под чёткою опекой И под контролем каждый миг, Ведь, рядом был боец с ним некий, Держась спины его впритык.
Так и остался в батальоне Иван, себе сказавши, всем: — Пока Вьетнам в страданьях, стоне, Отправить — в просьбе, буду нем
В Союз, в желанную Россию. Бороться — долг всегда со злом. Смести с Земли вон Вампирию — Всегда идя лишь напролом! —
Он был во всех сраженьях, схватках, А их, как ран, не в пересчёт, Бывало горько, но и сладко, И уваженье и почёт
Он заслужил вполне законно, Да, жаль, однажды в взрыве мин Погиб. Желаннейшее лоно Так не узря, его картин…
Когда же в скорбный путь, последний, Его собрались проводить, Был как живой он и не бледный, К нему, как будто крепко нить
Пришила жизни сверхживучесть, Держал так цепко он «АК», Его отнять — была лишь участь, Но командирская рука
Такой порыв вон охладила, И патетично он изрёк: — Всегда за ним смотрел он мило, Любил, как друг любить лишь мог,
Ему России был частицей, И пусть останется навек, — И горсть земли на гроб — десницей, — — Прощай, наш друг и Человек!..
Твой автомат нам — не потеря, Мы отобъём их у врага, В Победу нашу твёрдо веря, Его взметнувши на рога!

IX

И смело вновь его взметали В кровопролитнейших боях За честь Страны, не за медали, И жизнь в родных своих краях.
В одном из них Фыонг, случайно На троерота наскоча, Хотела способ чрезвычайный Уж применить, как встарь, — сплеча!
Но он был ранен очень тяжко, От крови хлыщущей весь ал, Таким был кротким, разбедняжка, И очень жалобно стонал…
Взывал и к богу он и к «Mather», Катили слёзы в три ручья… — Ах, миру подлая зараза! Жизнь не свята тебе ничья.