Тутс ненавидела молодых двадцатидвухлетних девиц, живущих в роскошных домах, которые могут нежиться в шезлонгах, почитывать дешевые романчики и жевать конфетки. Ей было столько же, сколько и Марии Торренс, которая жила в таком же шикарном доме в другом районе Калузы. Одна из девиц была рыжей, а другая — блондинкой. Уоррен сказал ей, что Джинни Вард практически призналась в знакомстве с одной из одиннадцатилетних девочек, принимавших участие в номере Уиллы Торренс. Жила-была девочка, да? Ну-у-у, конечно, Уоррен ей не поверил.
Это случилось пять лет назад. Тогда ей было семнадцать или восемнадцать… Черт, какая разница? Уоррен ей не поверил, а он был опытным детективом. По какому поводу тогда поссорились Уилла и Джинни? Тутс насторожил тот факт, что три женщины, которых посетил Мэттью до того, как в него стреляли, были раньше в любовной связи с Королем и Повелителем Всех Животных. Теперь ей предстояло выяснить, пытался ли встретиться Питер Торренс с Джинни, когда был в Калузе. Но если ей удастся узнать еще что-либо…
— Зачем ему надо было встречаться со мной? — спросила ее Джинни.
— Вы были с ним раньше знакомы? — спросила Тутс.
— Я никогда с ним не встречалась. Он ушел из цирка задолго до того, как я начала там работать. Все говорили, что он бросил Уиллу ради Эгги Маккалоу, много лет назад, и убежал с ней в Сиэттл.
— Все об этом знали?
— Конечно. Эгги к тому времени уже вернулась в цирк, и они с Уиллой были не разлей вода.
— Не знаете, почему он оставил Уиллу?
— Опять же в цирке болтали, что она спала с жонглером, который висел под куполом цирка на волосах.
— Это был Берни Хэйл?
— Я не помню его имени. Вы же понимаете, артисты приходят в цирк и уходят оттуда.
— Вот как?
— В цирке летают не только артисты на трапеции. Слухи тоже летают в воздухе. Вы слышите то одно, то другое. А на следующий день вам могут сообщить нечто абсолютно противоположное. Так что иногда сложно составить правильное мнение. Вы поняли, о чем я вам сказала? Цирк является очень тесным, замкнутым, просто клаустрофобичным мирком. Все всё знают друг про друга, и все лезут не в свое дело!
— Дело?
— Ну да, я это сказала, фигурально выражаясь.
— Мне кажется, вы очень хорошо знали Дейва Шида.
— Я всех там хорошо знала.
— А Уилла, она хорошо его знала?
— Не имею ни малейшего понятия.
— И в цирке о них ничего не болтали?
— Я ничего не слышала.
— И ветерок вам ничего не шепнул в ушко?
— Ни-че-го.
— А как насчет дочери?
— Дочери??
— Мария. Она спала с мистером Тигровая Моча?
— Я об этом ничего не знаю.
— Тогда об этом ничего не знали только вы. Вот так-то! Но вы с ним спали?
— Что-то не помню, чтобы я вам в этом признавалась?
— Вы же сами сказали, что знали всех очень хорошо.
— Да, я сказала вам именно это.
— Простите, видимо, я вас неправильно поняла. Но я уверена, миссис Вард, что в тот вечер, когда вы сцепились с Уиллой, вы находились в трейлере Дейва Шида.
— Вы правы.
— И мне рассказали, что вы были там лишь в трусиках и лифчике…
— Вижу, мистер Чемберс слишком болтлив!
— Не хочу лезть не в свое дело, но наш человек лежит в больнице. Вы меня понимаете? И нам кажется, что эта дорожка ведет к великому белому охотнику! Нам известно, что Шид занимался дрессурой не только кошек. Вы уже рассказывали Уоррену…
— Мне всегда легче беседовать с мужчинами.
— Попробуйте побеседовать со мной. Уилла спала с Дейвом?
— Я вам сказала, что не имею ни малей…
— Хорошо, проехали. И вы ничего не знаете про ее дочь?
— Я с ней почти не была знакома.
— Я вас не об этом спросила.
— Понятия не имею, с кем спала ее дочь. Ей в то время было всего семнадцать лет.
— И вам тоже, — заметила Тутс. — Из-за чего вы поссорились с Уиллой в ту ночь в Алабаме?
— Я уже рассказывала мистеру Чемберсу…
— А мне вы не можете повторить? Прошу вас, пожалуйста…
— Она обвинила меня в непристойном поведении с одной маленькой девочкой, участвовавшей в ее номере.
— Мэгги, я права?
— Да, Мэгги.
— И вы именно это рассказали Уоррену?
— Да, и это — чистейшая правда.
В Калузе район, где жили черные, назывался Ньютаун, и зимой он не походил на Южный Бронкс или Гарлем в Манхеттене. Когда Блум ехал по району, отыскивая дом 1100 на Эль-стрит, он не видел полуразрушенных домов или исписанных неприличными надписями стен, или снега, почерневшего от сажи и пожелтевшего от мочи, или куч отбросов в черных пластиковых мешках, ожидавших, что их когда-нибудь вывезут отсюда. Там не было стариков, греющих руки и пристально глядящих на огонь в отпиленных бочках из-под топлива.