Следующие тридцать дней я смотрела в потолок, слушала, как Мист зовет меня из конюшни, и ненавидела каждую из этих женщин с черными сердцами, отца за то, что он продал меня неизвестно кому, и за то, что по глупости проиграл наше состояние, и больше всего презирала лорда Райана за то, что он наказал его, заставив расплачиваться меня.
Вульф наконец встает, отбрасывая назад растрепанные волосы. Кровь заливает его костяшки пальцев. Он вытирает их о рубашку Тома, пока тот жалобно стонет ― единственный признак того, что он еще жив.
Вульф возвращается ко мне, как будто ничего не произошло.
― Продолжим, ― говорит он, проверяя положение солнца.
Нет смысла благодарить его за то, что он защитил мою честь. Он сделал это не ради меня. Он сделал это потому, что другой человек посмел претендовать на собственность его драгоценного хозяина.
Пока Мист идет, я касаюсь подушечками пальцев ракушки, вплетенной в ее гриву.
Если у меня и были какие-то сомнения, что я должна сбежать, то теперь они исчезли.
Вульф Боуборн ― дьявол.
И что-то подсказывает мне, что его хозяин ― такой же, только одетый в более изысканный костюм и с гораздо большим количеством монет в карманах.
Глава 4
Вульф
Верные своему слову, никто, кроме уже получившего свое ублюдка, не смотрит, как Сабина едет голой по улицам Бремкоута, но эта доброжелательность не исчезает и в следующем городе. И в следующем.
Как только мы оказываемся за границей влияния леди Сури, на улицы стекаются люди, желающие узнать, правдив ли слух о шокирующем повелении лорда Райана в отношении его невесты. Они высовываются из окон, выкрикивая ругательства в адрес Сабины. Из переулков доносятся смешки мальчишек-подростков. Мужчины улюлюкают и кричат, пытаясь заставить ее пошевелиться, чтобы ее тщательно уложенные волосы открыли им вид на изгибы, вспомнив которые они смогут потом подрочить.
При этом Сабина сохраняет маску безразличия, словно привыкла терпеть оскорбления и не реагировать.
Признаюсь, я удивлен и даже немного поражен.
Маленькая фиалка сделана из более прочного материала, чем я думал. И, честно говоря, это может стать проблемой. Я ведь не только ради лорда Райана избивал этого засранца в начале поездки ― я хотел внушить Сабине полную тщетность попыток сбежать. Потому что я знаю, как пахнет заговор, и от нее уже попахивает.
Первая подсказка: за весь день она ни разу не спросила меня о лорде Райане или Дюрене и о том, какой будет ее жизнь там.
Вторая: та самая ракушка, которую, как она думает, она так хорошо спрятала.
Третья, финальная: привкус надежды в ее дыхании.
Все вместе говорит о том, что Сабина Дэрроу не намерена добираться до Дюрена. Если попытаться предположить, я бы поставил на то, что ее любовник подарил ей ракушку, и она планирует сбежать с ним. Внутренне я презираю мысль о том, что кто-то может быть так глупо влюблен. Лорд Райан подарит ей весь мир на серебряном блюде. Она не узнает ни дня голода, холода или боли.
Хотя боль может быть, не так ли?
Я затыкаю этот внутренний голос, как только он начинает шептать в моей голове. Лорд Райан действительно может быть непредсказуемым. Меня беспокоит не его вспыльчивость ― я никогда не видел человека, который лучше контролировал бы свой нрав, ― а то, что он склонен вымещать свое разочарование извращенными способами. Он заставляет скаковую лошадь бегать до тех пор, пока она не захромает. Он натравливает братьев друг на друга на арене.
А что он делает со шлюхами…
Но Сабина совсем другая, уверяю я себя и ругаю внутренний голос за то, что он сомневается в лорде Райане, который дал мне все. Сабина станет его невестой. Она станет его заветным призом, который он будет демонстрировать на вечеринках в Сорша-Холле, беседуя с чертовыми белками к изумлению гостей. Он захочет, чтобы она всегда была в безопасности и защищена.
Он не причинит ей вреда, говорю я себе. Не то что остальные.
К тому времени, как мы покидаем следующую деревню, я вижу, что Сабина измотана. Хотя ее спина остается прямой, под глазами залегли темные круги, а кровь в ее венах течет вяло.
― Скоро мы остановимся на ночлег, ― говорю я, указывая на лес впереди. ― Мы найдем убежище среди деревьев и ручей для лошади.
Она устало кивает, наконец-то слишком изможденная, чтобы спорить.
Некоторые из ее локонов все еще влажные от пролитого эля пьяной компании мужчин, которые пытались облапать ее в последнем городе, пока я не пнул под зад самого крупного из них. Запах этого кислого пива, смешанного с резким запахом мужского пота, сводит мне желудок не меньше, чем мысль о том, что их цепкие руки почти прикоснулись к ней. Не то чтобы я смотрел ― ты знаешь, что смотрел, Вульф, ― но кожа Сабины безупречна, и что-то внутри меня заставляет сделать все, чтобы сохранить ее нетронутой. Только руки моего господина должны касаться ее.