Закончив разговор, Валландер открыл телефонный справочник и сверил адрес Альфреда Ханссона. Потом встал, схватил куртку и вышел из кабинета.
- Я еду в Волльшё, - сказал он, заглянув к Мартинссону. - Странно все как-то с этим взорванным домом.
- По-моему, тут вообще все странно, - заметил Мартинссон. - Кстати, я только что потолковал с Нюбергом. Он говорит, что сгоревшая радиостанция, вероятно, русского производства.
- Русского?
- Он так говорит. Я не знаю.
- Еще одна страна, - вздохнул Валландер. - Швеция, ЮАР и Россия. Где все это кончится?
Через полчаса он въехал во двор усадьбы, где проживал Альфред Ханссон. Дом довольно современный, совершенно не под стать соседним старинным постройкам. Овчарки в вольере бешено залаяли, когда Валландер вышел из машины. Было уже полпятого, и он вдруг почувствовал, что здорово проголодался.
Мужчина лет сорока открыл дверь и прямо в носках вышел на крыльцо. Волосы у него были всклокочены, а подойдя ближе, Валландер почуял запах спиртного.
- Альфред Ханссон? - спросил он.
Мужчина кивнул.
- Я из Истада, из полиции.
- Черт! - буркнул мужчина, прежде чем Валландер успел назваться.
- Простите?
- Кто ж это натрепал? Не иначе как Бенгтсон. Вот сволочь!
Валландер выдержал паузу:
- Не могу вам сказать. Полиция защищает своих информаторов.
- Наверняка Бенгтсон. Я что, задержан?
- Давайте-ка сперва потолкуем.
Ханссон провел комиссара на кухню. И тот мгновенно учуял слабый, но вполне отчетливый запах самогона. Вон оно что! Теперь все понятно. Альфред Ханссон гнал самогон и решил, что Валландер приехал брать его с поличным.
Ханссон плюхнулся на кухонный стул, почесал в затылке и вздохнул:
- Вечно не везет.
- О самогоне потом, - сказал комиссар. - Я к вам еще и по другому делу.
- По какому?
- Насчет сгоревшей усадьбы.
- Я ничего не знаю.
Валландер сразу заметил, что он забеспокоился.
- О чем не знаете?
Дрожащими пальцами Ханссон закурил мятую сигарету.
- Вообще-то я по специальности лакировщик. Но не выходит у меня, чтоб вкалывать каждое утро! Чтоб продрать глаза - и в семь за работу. Вот я и надумал сдать эту развалюху, если найдется желающий. По мне, дом надо продать. А родня уперлась, и все тут.
- Кто же изъявил желание?
- Мужик один из Стокгольма. Ездил тут по округе, искал помещение. Потом случайно увидал тот дом, аккурат такой, как ему нужно. Я до сих пор диву даюсь, как он умудрился на меня выйти.
- Как его звали?
- Назвался Нурдстрёмом. Но мне что-то не верится.
- Почему?
- По-шведски он говорил хорошо. Но с акцентом. А иностранец разве может прозываться Нурдстрём?
- Стало быть, он решил снять дом?
- Ага. И деньги хорошие предложил. Десять тысяч крон в месяц. Только дурак откажется. Да и какой от этого вред? - подумал я. Подзаработаю маленько, зря я, что ли, смотрю за домом. А наследникам и Хольмгрену из Вернаму вовсе и знать об этом не надо.
- И на какой же срок он снял вашу недвижимость?
- Приезжал он в начале апреля. И рассчитывал снимать домишко до конца мая.
- Он сказал зачем?
- Для художников. Им, дескать, надо поработать в тишине и покое.
- Для художников, значит.
Валландеру вспомнился отец.
- Ага, для художников. И выложил денежки на стол. Я, понятно, ударил с ним по рукам.
- Вы позже видели его?
- Нет.
- Нет?
- Он поставил как бы негласное условие, что я буду держаться в стороне. Ну, я и держался. Дал ему ключи, и вся недолга.
- Он вернул ключи?
- Нет. Сказал, вышлет по почте.
- И адреса его у вас нет?
- Не-а.
- Можете описать этого человека?
- Жутко толстый.
- А еще?
- Как, черт возьми, прикажете описать толстяка? Волосы редкие, красномордый, жирный. Коли я говорю «жирный», значит, жирный и есть. Как бочка.
Валландер кивнул.
- От тех денег что-нибудь осталось? - спросил он имея в виду отпечатки пальцев.
- Ни единого эре. Потому я и взялся сызнова гнать самогонку.
- Если вы сегодня же прекратите, в Истад я вас не заберу, - сказал Валландер.
Альфред Ханссон не поверил своим ушам.
- Вы не ослышались, но я проверю, прекратили вы или нет. И вылейте все, что успели наварить.
Валландер вышел, а Ханссон, разинув рот, остался сидеть за столом.
Служебный проступок, думал комиссар. Но мне сейчас недосуг разбираться с самогонщиками.
Он поехал обратно в Истад и, сам не зная почему, завернул на автостоянку возле Крагехольмского озера. Вышел из машины, спустился к воде.
Что-то во всем этом дознании и в смерти Луизы Окерблум пугало его. Словно было лишь началом какой-то долгой истории.
Мне страшно, думал он. Черный палец словно тычет прямо в меня. Я влез во что-то такое, в чем не могу разобраться, - нет ни единой зацепки.
Валландер сел на камень, хоть тот и был сырой. Но усталость и уныние вдруг отняли у него все силы.
Он смотрел на озеро, думая, что нынешнее дознание и чувство, гложущее его изнутри, чем-то глубоко сродни друг другу. Он ни собой управлять не мог, ни ходом дознания. С тяжелым вздохом, который даже ему самому показался патетическим, он подумал, что запутался и в собственной жизни, и в расследовании убийства Луизы Окерблум.
- Как быть дальше? - сказал он вслух. - Я не желаю иметь дела с беспощадными, презирающими жизнь убийцами. Не хочу заниматься насилием, которого мне никогда в жизни не понять. Может, следующее поколение полицейских в этой стране приобретет иной опыт и потому станет иначе смотреть на свою работу. Но для меня уже слишком поздно. Какой есть, таким я и останусь. Более-менее дельным полицейским в не слишком большом полицейском округе Швеции.
Он встал, проводил взглядом сороку, взлетевшую с верхушки дерева.
Все вопросы остаются без ответа, думал комиссар. Всю мою жизнь я стараюсь задерживать и сажать за решетку людей, виновных в совершении тех или иных преступлений. Порой мне это удается, но чаще нет. А когда в один прекрасный день я уйду, то, значит, я потерпел неудачу в самом важном расследовании. Вечная и странная загадка - жизнь.
Надо непременно повидаться с дочерью. Иногда мне до боли ее не хватает. Надо поймать чернокожего человека без пальца, особенно если именно он убил Луизу Окерблум. У меня есть к нему вопрос, на который я должен узнать ответ: зачем вы убили ее?
Надо присмотреть за Стигом Густафсоном, не выпускать его пока из поля зрения, хоть я и уверен, что он не виноват.
Валландер вернулся к машине.
Страх и недовольство не пропадали. Палец по-прежнему тыкал в него.
Человек из Транскея
8
Мужчина, сидевший на корточках возле разбитой машины, был почти не виден. Он не шевелился, и черное его лицо едва проступало на фоне темного кузова.
Он тщательно выбрал место встречи. И пришел сюда заблаговременно, вскоре после полудня, а теперь солнце уже мало-помалу скрывалось за туманным силуэтом окраинного гетто Соуэто. Красная сухая земля пылала в лучах заката. Было 8 апреля 1992 года.
Ему пришлось проделать долгий путь, чтобы добраться до места встречи. Белый человек, который навестил его, предупредил, что надо быть там заранее. По соображениям безопасности точное время встречи ему не сообщили. Сразу после захода солнца - больше он ничего не знал.
Всего лишь двадцать шесть часов назад белый человек, назвавшийся Стюартом, появился у его дома в Нтибане. Услышав стук в дверь, он сперва подумал, что это полицейские из Умтаты, которым он зачем-то понадобился. Месяца не проходило, чтобы они сюда не наведались. Как только где-нибудь случался налет на банк или убийство, сыщики из умтатского отдела по расследованию убийств первым делом приезжали к нему. Иногда они забирали его в город на допрос. Но обыкновенно признавали его алиби, хотя в последнее время это алиби, как правило, сводилось к тому, что он пьянствовал в одном из местных баров.
Он вышел из хижины, сколоченной из ржавых листов железа, и посмотрел на пришельца, который назвался Стюартом. Человек, стоявший на ярком солнце, был ему незнаком.
Виктор Мабаша сразу смекнул, что он лжет. Имя у него может быть какое угодно, только не Стюарт. Хотя он говорил по-английски, произношение выдавало бура. А буры не носят имя Стюарт.