- Тут движение правостороннее, - заметил Виктор Мабаша, - а у нас в ЮАР - левостороннее.
- Вот именно. Это тоже обостряет внимание. Еще вопросы есть?
- Вопросов полно. Но я прекрасно понимаю, что получу ответ лишь на малую их часть.
- Совершенно верно.
- Каким образом Ян Клейн вышел на тебя? Он же ненавидит коммунистов. А как офицер КГБ ты был коммунистом, а может, и до сих пор остался, почем я знаю?
- Зачем кусать руку, которая тебя кормит, - отозвался Коноваленко. - Работать в секретной службе - значит быть лояльным к руке власти. Конечно, в свое время в КГБ были и идеологически убежденные коммунисты. Но большинство составляли профессионалы, выполнявшие поставленные перед ними задачи.
- Это не объясняет связь с Яном Клейном.
- Когда вдруг остаешься не у дел, ищешь работу. Если не предпочитаешь пустить себе пулю в лоб. ЮАР всегда казалась мне и многим моим коллегам прекрасно организованной и дисциплинированной страной. Я не говорю сейчас о теперешней смуте. Так вот, я просто предложил свои услуги по каналам, которые уже были налажены между нашими разведками. Видимо, мои данные заинтересовали Яна Клейна. Мы заключили сделку. И за определенную плату я обязался некоторое время поработать с тобой.
- За сколько? - спросил Виктор Мабаша.
- Речь не о деньгах, - ответил Коноваленко. - А о возможности эмигрировать в ЮАР и о гарантиях работы на будущее.
Импорт убийц, думал Виктор Мабаша. Но с точки зрения Яна Клейна - очень умно. Я бы, наверно, и сам так поступил.
- Еще вопросы есть?
- Потом. В другой раз.
Коноваленко неожиданно проворно вскочил с кресла:
- Туман рассеялся. Значит, дует ветер. Что ж, начнем знакомство с винтовкой.
Следующие дни в уединенной усадьбе, где всегда дул ветер, запомнятся Виктору Мабаше как затянувшееся ожидание неминуемой катастрофической развязки. Но оказалась она совсем не такой, как он думал. Все произошло бестолково, сумбурно, и потом, уже спасаясь бегством, он так и не мог понять, что же случилось.
Внешне все шло по плану, согласно условиям, которые задал Коноваленко. Виктор Мабаша сразу же практически оценил винтовку, которая была у него в руках. На поле за домом он стрелял лежа, сидя, стоя. На другом конце бурого глинистого участка была песчаная насыпь, где Коноваленко устанавливал всевозможные мишени. Виктор стрелял по футбольным мячам, по картонным головам, по старой дорожной сумке, по радиоприемнику, кастрюлям, кофейным подносам и прочим, порой непонятным предметам. После каждого выстрела он слышал по рации результат и чуточку, едва заметно юстировал прицел. Мало-помалу винтовки начала слушаться его безмолвных команд.
Каждый день делился на три части, с перерывами на еду, о которой заботился Коноваленко. Снова и снова Виктор Мабаша думал о том, что Коноваленко много знал и умел, а вдобавок умел передать свои знания. Ян Клейн сделал правильный выбор.
Предчувствие надвигающейся катастрофы шло совсем от другого.
От отношения Коноваленко к нему, чернокожему киллеру-профессионалу. Виктор Мабаша отчаянно старался не слышать презрения, сквозившего в каждом слове Коноваленко, но в конце концов обстановка стала невыносимой. Вечерами, когда его русский наставник принимался пить водку, презрение проступало еще заметнее. Откровенно расистских намеков, которые могли дать Виктору повод взорваться, он себе, правда, не позволял, но от этого было только хуже. Виктор Мабаша чувствовал, что долго ему не выдержать.
Если так будет продолжаться, ему придется убить Коноваленко, хотя это перечеркнет все планы.
Когда они, сидя в кожаных креслах, занимались психологическими проблемами, Виктор замечал, что Коноваленко считает его полным невеждой, который понятия не имеет о простейших человеческих реакциях. Чтобы обуздать растущую ненависть к заносчивому коротышке с серыми, стертыми зубами, он решил играть назначенную роль. Прикидывался дураком, вставлял неподходящие реплики и видел, какое удовольствие получает Коноваленко - ведь, стало быть, его предрассудки вполне оправданны.
Ночи Виктора полнились воем поющих псов. Порой он просыпался, думая, что над ним стоит Коноваленко, с оружием в руке. Но никого не было, и он до рассвета лежал без сна, а рассвет наступал очень рано.
Единственной отдушиной были ежедневные поездки на машине. В пристройке стояли два автомобиля, и «мерседес» предназначался для него. На втором ездил Коноваленко - куда именно, он не говорил.
Виктор Мабаша колесил по окрестностям, иногда добирался до города под названием Истад, выезжал на приморские шоссе, и только эти поездки помогали ему терпеть. Как-то ночью он пересчитал запасы в морозилке - в усадьбе они пробудут еще неделю.
Я обязан выдержать, думал он. Ян Клейн ждет, что за миллион рандов я исполню то, что должен.
Вообще Виктор не сомневался, что Коноваленко регулярно выходит на связь с ЮАР и передачи ведет в его отсутствие. Еще он был уверен, что плохих вестей для Яна Клейна у Коноваленко нет.
Но предчувствие надвигающейся катастрофы не отступало. С каждым часом приближался переломный момент, когда все его существо потребует убить Коноваленко. Он знал, что будет вынужден это сделать, иначе оскорбит предков и потеряет собственное достоинство.
Однако вышло все не так, как он думал.
Они сидели в кожаных креслах, было около четырех часов, и Коноваленко рассуждал о трудностях и возможностях осуществить ликвидацию с крыши того или иного типа.
Внезапно он оцепенел. В ту же секунду Виктор Мабаша понял, что его насторожило. По дороге приближался автомобиль. Подъехал и остановился.
Оба сидели не шевелясь, обратившись в слух. Дверца автомобиля открылась и снова захлопнулась.
Коноваленко, который не расставался с пистолетом - простенький «люгер» постоянно лежал у него в кармане, - мгновенно вскочил и снял оружие с предохранителя.
- Спрячься, чтобы тебя не было видно в окно, - скомандовал он.
Виктор Мабаша повиновался. Присел на корточки в мертвом пространстве возле камина. Коноваленко осторожно открыл дверь в заросший сад, закрыл ее за собой и исчез.
Виктор не знал, долго ли сидел возле камина.
Но он находился там, когда грянул выстрел.
Тогда он осторожно встал, увидел в окно, что Коноваленко над чем-то наклонился, и тоже вышел из дома.
На мокром гравии навзничь лежала женщина. Пуля Коноваленко пробила ей лоб.
- Кто это? - спросил Виктор.
- Откуда я знаю. Но в машине она была одна.
- Чего она хотела?
Коноваленко пожал плечами и мыском ботинка закрыл мертвой женщине глаза, испачкав грязью ее лицо.
- Дорогу спрашивала. Видимо, заблудилась.
Впоследствии Виктор Мабаша так и не смог объяснить себе, что заставило его окончательно решиться убить Коноваленко - глина на лице у женщины или то, что ее застрелили, когда она спросила дорогу.
Теперь у него появилась еще одна причина - неимоверная жестокость этого человека.
Для него самого было немыслимо убить женщину просто потому, что она спросила дорогу. Равно как и закрыть покойнику глаза, тыча ему в лицо ботинком.
- Ты сумасшедший, - сказал Виктор.
Коноваленко удивленно поднял брови:
- А что мне было делать?
- Мог бы сказать, что не знаешь той дороги, которую она искала.
Коноваленко сунул пистолет обратно в карман.
- Ты так и не понял. Мы не существуем. Через несколько дней мы исчезнем отсюда, словно нас тут и не было.
- Она только спросила дорогу, - повторил Виктор Мабаша, чувствуя, что взмок от возмущения. В убийстве человека должен быть какой-то смысл.
- Ступай в дом, - сказал Коноваленко. - Я тут сам разберусь.
В окно Виктор видел, как он загнал машину женщины во двор, положил тело в багажник и уехал.
Через час он вернулся. Пешком, без машины.
- Где она? - спросил Виктор.
- Похоронена, - ответил Коноваленко.
- А машина?
- Тоже.
- Быстро ты.
Коноваленко поставил кофейник. И с усмешкой обернулся к Виктору:
- Вот тебе еще урок. При самой лучшей организации вечно случается что-нибудь непредвиденное. Но потому-то и необходимо детальное планирование. Когда продуманы все детали, есть и возможность импровизации. Без плана неожиданности создают хаос и смятение.