Беатрис смотрела на него с упреком, но, поскольку Хэнк наблюдал за ней, она не осмелилась возразить.
– Увидимся завтра утром, – сказала она.
– О нет, не трудись приходить. Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься.
– Так вот где ты проводила каждое утро? – Сказал Вандеркиф.
– Некоторые из них, – ответила Беатрис. – Это должно было стать сюрпризом. И все же… Ты не позволил им увидеть это, не так ли, Чанг?
– Ни капельки, – заверил он ее.
Напряжение Вандеркифа несколько ослабло. Роджер восхищался невинной мисс Ричмонд. На самом деле она демонстрировала гения обмана, чье искусство заключается в том, чтобы сказать достаточно и предоставить собственному воображению обманщика выполнять тяжелую работу обмана. Расставание прошло в полном порядке, и Вандеркиф проявил склонность быть извиняюще вежливым с Роджером теперь, когда он убедил себя, что ошибся в своих первых ревнивых предположениях. – Если вы хорошо поработаете с мисс Ричмонд, – любезно сказал он, – я позабочусь о том, чтобы у вас все сложилось.
Роджер поблагодарил его простой благодарностью, которая привела его в отличное расположение духа. После того, как все трое отправились в путь, Беатрис прибежала обратно.
– Ты спас меня, – сказала она. – Мне так стыдно, что я втянула тебя в такую историю. Но ты должен сделать еще одну вещь. Ты должен прийти на ужин.
– Не могу, – сказал Роджер. – Здесь я сойду.
Это, казалось, удивило ее. Она посмотрела на него с сомнением, была так взволнована выражением его лица, что поспешно воскликнула, – о нет, ты меня не бросишь. Я признаю, что это моя вина. Но ты не будешь настолько недружелюбен, чтобы втянуть меня в неприятности!
– Как я могу втянуть тебя в неприятности? Это просто другой путь. Если бы я пришел к вам домой, это создало бы путаницу, которую увидел бы даже Вандеркиф.
– Нет—нет, в самом деле, – запротестовала она. – Я не могу остановиться, чтобы объяснить сейчас. Не будь таким подозрительным, Чанг. Я буду здесь завтра утром … нет, в студии. Пит, то есть Хэнк, может последовать за мной сюда. И теперь, когда ты знаешь, кто мы такие, разве ты не видишь, что нет никаких причин для…
Она кокетливо рассмеялась и умчалась, прежде чем он успел повторить свой отказ. Окликнуть ее означало бы предать.
На следующее утро, когда он работал на обычном месте возле каскада, она наткнулась на него со стороны студии. – Как ты меня напугал! – Воскликнула она, падая на траву в нескольких ярдах от него. – Я поднялась в студию, как и обещала.
Он поклонился ей с некоторой формальностью. Его тон был отчетливо жестким, когда он ответил, – моя работа вынудила меня быть здесь. Во всяком случае, мисс Ричмонд, мне ясно, и вам должно быть ясно, что наша дружба должна прекратиться.
– Ты не смотришь на меня, когда говоришь это, – сказала она, явно не впечатленная всерьез.
– Мне неприятно говорить вам такие вещи, – ответил он. – Но ваш приход снова, когда вы не должны этого делать, заставляет меня быть откровенным.
– Почему? – Спросила она, обхватив колени руками. – Почему наша дружба должна прекратиться?
– Есть много причин. Одной достаточно.
– Какой ты противный сегодня утром, Чанг!
Он укрылся в тишине.
– Ты, конечно, не ревнуешь к Хэнки? – Спросила она с дерзким озорством.
Он проигнорировал это.
– Не смотри так кисло. Я просто пошутила. Ты сердишься, потому что я заставила тебя помочь мне сказать… то, что было не совсем так?
– Мне не нравятся такие дела, – сказал он, неубедительно усердно орудуя кистью.
– Мне тоже, – сказала она. – Но что мне было делать? Знаешь, ты заставил меня обручиться с ним.
Он прервал работу и уставился на нее. Свет или что-то в этом роде в то утро больше всего подходил ей, маленькой, стройной, желтоволосой эльфийке, наиболее тревожно подходил.
– И если бы я не приехала сюда, чтобы стать твоей моделью, у меня не было бы неприятностей. И, войдя, что оставалось делать, как не выйти, как можно меньше повредив чувства бедного Питера?
Затем она посмотрела на него невинными глазами, как будто произнесла неоспоримое.
Роджер смотрел на нее с восхищением.
– Ты-предел! – Воскликнул он. – Предел!
– Но разве то, что я сказала, не правда? – Настаивала она. – А что еще я могла сделать?
– Правда? Да, верно, – сказал он, делая жест покорности. – Я признаю все-все, что угодно.
– Ну, будь же благоразумен, Чанг! – Упрекнула она. – Где это неправда?
– Если я позволю себе поспорить с тобой, то через пятнадцать минут буду бегать по лесу. Скажи, кто-нибудь в твоей семье или среди твоих знакомых когда-нибудь спорил с тобой?