Озеро Ваучонг – это венец очарования всей дикой природы северного Нью-Джерси, хотя и богатой разнообразием водотоков, с которыми трудно сравниться в истинной красоте: одинокие горы, с величественной и благоговейной крутизной; участки каменистого запустения и мрачного, наполненного горечью болота, которые кажутся подходящей границей ада. На юго-западной оконечности озера в него впадают воды ручья через небольшой водопад. Весной, особенно ранней весной, когда на водопаде больше всего воды и когда листва самая свежая, самая зеленая, ранние утренние солнечные лучи превращают этот маленький уголок озера в своего рода эссенцию и воплощение прекрасного детства Природы.
На следующее утро, всего через одно после приключения в студии во время шторма, Роджер усердно рисовал вид этого водопада, его холст стоял на мольберте, перед которым стоял он. Он всегда стоял за своей работой. В поле его зрения попало каноэ, в котором стояла на коленях девушка и с искусной грацией орудовала веслом. Он мгновенно узнал ее.
– Привет! – Дружелюбно окликнул он после странно взволнованного момента замешательства и восстановления.
Она повернула голову и улыбнулась. Одним ловким прыжком она обогнула каноэ так, что оно вылетело на берег в нескольких футах от того места, где он стоял.
– Доброе утро, Чанг, – сказала она. —Ты скучала по мне вчера за чаем или, скорее, за шоколадом?
– Я тебя не ждал, – ответил он.
– Ты не пригласил меня.
– Это было невоспитанно, не так ли? Но нет, я забыл. Мы попрощались навсегда, не так ли? Что ж, безопаснее готовиться к худшему в таком неопределенном мире, как этот. Не слишком ли рано?
Она выглядела немного смущенной.
– Первые несколько дней после приезда в деревню я очень энергична, – объяснила она. – Кроме того, в последнее время я ужасно беспокойна.... Ты работаешь?
– Так и было.
– О, я тебе мешаю, – она сделала движение, чтобы оттолкнуться. Он уклончиво улыбнулся, но ничего не сказал. Она не скрывала своего недовольства обращением, к которому, по-видимому, не привыкла.
– Ты мог бы, по крайней мере, проявить вежливость и сказать "нет". Я бы не воспользовалась этим,—сказала она, упрекая его шутливо за грубость.
– Я кое о чем думал.... Ты нужна мне на картине. Но позирование – утомительная работа.
Она просияла.
– С удовольствием. Ты позволишь мне? Я так хочу быть тебе полезной. Сколько времени это займет?
– Недолго … то есть недолго в одно прекрасное утро, – извиняющимся тоном заверил он.
– Ты имеешь в виду – несколько дней с утра? – Сказала она, и в ее выразительных чертах смешались тоска и нерешительность.
– Я работаю медленно.
Чем больше он размышлял над этим вопросом, тем более необходимой она казалась для его картины. В нем проснулся эгоизм художника.
– Я уверен, что ты не будешь возражать, – сказал он, намеренно используя тон, который сделал бы отказ трудным, нелюбезным.
Странное напряженное выражение появилось в ее глазах, когда она задумалась.
– Я … я … не знаю, что сказать.
– Ты думаешь, я требую слишком высокую плату за свое гостеприимство?
– Нет—нет, в самом деле, – горячо запротестовала она. – Не могу сказать, о чем я думала.
Чем больше он обдумывал идею, которую навело на него ее появление в той грациозной позе в каноэ, тем больше это казалось вдохновением. Теперь он смотрел на нее только глазами художника. Она оперлась на весло, погрузившись в задумчивость; вид у нее был самодовольный, избалованный. Американская девушка исчезла с ее лица; солнечные лучи бросали золотой блеск на ее желтые волосы и нежную кожу. Он видел заманчивые возможности идеализировать ее лицо в центре и кульминации мечтательного романа, который он собирался сделать из своей первой американской картины. Его первоначальное желание избавиться от нее как от бесполезного, возможно, вызывающего беспокойство незваного гостя полностью исчезло. Он был полон решимости заполучить эту провиденциальную модель.
– Я не хочу быть неприятным, – сказал он, – но ты мне действительно нужна. Это было бы … услугой, – он улыбнулся,—искусству.
Она, казалось, не слышала. Наконец она сжала губы и вызывающе посмотрела на него – странный взгляд, который почему-то на мгновение встревожил его.
– Куда ты хочешь, чтобы я себя поместила? – Спросила она, садясь в каноэ.
Они провели полчаса, пробуя различные позы, прежде чем он получил именно то, что хотел. Его безличный способ обращения с ней, его откровенные комментарии, некоторые из которых были лестными, другие наоборот, очень забавляли ее. Но он так же не осознавал ее веселья, как и ее личности или своей собственной. Она повиновалась ему без возражений, терпеливо выдерживала позу, которую он просил,– выдерживала целых пятнадцать минут. У него был способ, способ человека, который знает, что он делает, который внушал ей уважение и заставлял ее чувствовать, что она чего-то стоит.