Через много дней—не так уж и много,—когда их дружба достигла стадии близости, она начала пытаться разговорить его на тему женщин. Поначалу она делала это ловко. Во время умелого перекрестного допроса задавались вопросы, кажущиесь наиболее тривиальными, в тоне, кажущемся наиболее небрежным, с глазами, кажущимися самой невинностью. Но она напрасно расставляла свои ловушки. О любовных похождениях других мужчин он говорил, проявляя даже больше, чем необходимо, осторожности, чтобы избежать вещей, которые молодая девушка не должна была знать или понимать. О своих собственных любовных похождениях он ничего не говорил – ни слова, ни даже намека на то, что романтика когда-либо радовала его юность. Этот случайный намек на таинственную сирийку был его первой и последней неосторожностью, если что-то столь неопределенное можно было назвать неосторожностью. Поэтому она отказалась от тактики коварства и откровенно напала на него.
– Ты, безусловно, заслуживаешь доверия, – сказала она. – У тебя замечательное чувство чести.
– В чем дело? – Спросил он, не зная хода ее мыслей.
– Женщины, – объяснила она.
– О, женщины, – повторил он. – Пришло время снова приступить к работе.
– Не раньше чем через двадцать минут. Ты заставил меня работать сверхурочно десять минут, и согласись, что я должна получить двойную плату за сверхурочную работу.
Он снова сел, немного рассерженный.
– Как я уже говорила, – продолжала она, – ты никогда не рассказываешь о себе и женщинах, за исключением сирийской девушки. Ты был ужасно влюблен в нее?
– Это было так давно. Я не помню.
– Я уверена, что она была без ума от тебя, и что ты устал от нее и разбил ей сердце.
Он рассмеялся. – Она замужем за моим другом и весит целую тонну. У них магазин ковров, и они обманывают богатых американцев! Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как двое мужчин в Париже купили ковер за одиннадцать тысяч франков и продали его американцу за…
– Почему ты всегда уворачиваешься? Ты действительно ненавидишь женщин?
– Не я. Как раз наоборот.
– И ты был влюблен?
– Да, был.
Ее улыбка продолжала храбро красоваться на лице, но тон был не совсем таким, как когда она сказала “Действительно влюблен?”
– Безумно. Много раз.
– Я не это имела в виду. Я имею в виду один единственный раз. Я почему-то чувствую, что в твоей жизни была великая любовь, любовь, которая опечалила тебя, заставила тебя вычеркнуть женщин из своей жизни.
Он откровенно смеялся над ней.
– Какой ты романтик! – Воскликнул он. – Совершенно очевидно, что у тебя нет никакого опыта. Если бы он был, то ты бы знала, что это совсем не путь любви. Любой, кто может пройти его один раз, сможет пройти его любое количество раз. Это болезнь, говорю тебе. Ты хочешь влюбиться, и ты продолжаешь это делать, беря того, кто окажется удобным.
Это, казалось, удовлетворило ее.
– Я вижу, ты никогда не был влюблен, – сказала она. – У тебя просто был опыт. Мне это нравится. Я ненавижу человека, у которого нет опыта. Не то, чтобы я когда-либо думала, что ты не … Нет, в самом деле. В первые пять минут нашего знакомства я сказал себе: "Вот человек, который прошел путь". Я поняла это по тому, как ты держался.
– Уловила! – Крикнул он.
– Вот так … завладел—заставил меня полюбить тебя … заинтересовал.
Он выглядел неловко … взглянул на часы.
– О, с тобой столько всего случилось. А со мной никогда ничего не случалось, ничего, кроме этого, – вздохнула она.
– Но это! – Засмеялся он. – Разве ты не считаешь, что это приключение быть тайной моделью художника? Подумай, как ужаснулось бы твое чопорное, порядочное, благочестивое окружение, если бы узнало!
– Как ты думаешь, из какого сословия я родом? – Спросила она, вопросительно глядя на него.
– Это табу, – ответил он. – Я никогда не размышлял об этом. Когда твое каноэ огибает вон тот изгиб, я никогда не следую за ним. Ты начинаешься и заканчиваешься на повороте.
– Не понимаю, как ты можешь не интересоваться, – задумчиво произнесла она. – Я очень много думаю о тебе. Не то чтобы я хотела что-то знать. Я бы предпочла удивляться, воображать это, как мне заблагорассудится. Каждый день по-разному. Видишь ли, мне не о чем думать – немного интересного. Честно говоря, ты совсем не интересуешься мной?