Августа посмотрела на дату наверху страницы. 28 апреля 1818 года, ровно двадцать лет со дня смерти её матери. Холодное и неприятное чувство охватило её, когда она осознала, что прошёл уже почти месяц с тех пор, как отец написал письмо. И всё это время, на протяжении нескольких недель, она так и не вспомнила. Как она могла забыть этот день?
Ей было всего лишь восемь лет, когда её мама умерла. Предшествующие два года Марианна была настолько больна, что не могла ничего делать, только наблюдать из окна своей спальни, как играет на улице её маленькая дочь. На вторую ночь после смерти жены отец отвёл Августу на крышу загородного дома. Крепко держа её, он указал на множество звёзд, разбросанных по ночному небу.
— Оттуда, Августа Элизабет, — сказал он ей, — с той звезды, твоя мама наблюдает за тобой так же, как она делала это из окна своей комнаты. В любое время, когда она тебе будет нужна, ты можешь посмотреть на звёзды, и мама будет с тобой.
В тот момент одна звезда и правда, казалось, засветила ярче, чем остальные вокруг неё, и замерцала, как будто подтверждая слова отца. В последующие ночи, когда Августа не могла уснуть из-за кошмаров, она подходила к окну и смотрела на ту самую звезду, находя успокоение в том, что её мама всё ещё рядом, наблюдает за ней, как и говорил ей отец.
Через шесть недель после смерти Марианны маркиз принял пост посла и уехал из Англии, взяв с собой маленькую дочь. В открытом море переживать тоску от потери каким-то образом становилось легче. И всё же, где бы они не находились, каждый год, двадцать восьмого апреля, Августа и её отец вместе шли и смотрели на их особую звезду «Марианну», чтобы вспомнить маму, быть с ней, почувствовать её нежную душу.
Августа встала из-за стола и подошла к портрету матери, который висел уже не над камином, а был предан забвению в тёмном углу с тех пор, как в дом переехала Шарлотта.
Августа осторожно отдёрнула шторы, чтобы лучше рассмотреть его. С холста на неё смотрели мягкие глаза такого же глубокого туманного зелёного цвета, как её собственные. На портрете волосы Марианны насыщенного каштанового оттенка были припудрены и слегка завиты. Когда её причёска распускалась, и горничная начинала расчёсывать волосы, они достигали середины спины. Платье с широкими обручами, вставленными в юбки, узкой талией, с корсетом, усыпанным изящными бантиками, было её любимых цветов — зелёного и фиолетового. В руке она держала небольшую книжку стихов с красной лентой. Эту книгу она часто читала своей дочери, когда та была маленькой.
— Прости меня, мама, — прошептала Августа, закрыв полные слёз глаза.
Только через несколько минут Августа, наконец, вернулась к чайному столику. Она взяла письмо, но не для того, чтобы закончить читать, а чтобы свернуть и отложить. Она подняла глаза и увидела, что Тисвел наблюдает за ней. Его глазах были исполнены сочувствия и понимания. Однако, видя, что ей сейчас необходима уединённость, он задумчиво молчал и просто протянул ей чашку чая.
Прошло несколько минут. Августа спросила:
— Куда уехала леди Трекасл?
Тисвел поставил небольшое блюдо с пирожными и сластями на стол между ними.
— Полагаю, её светлость — так она говорила — отправилась к мастеру, чтобы забрать пару новых туфель, которые она заказала для бала Ламли.
Августа нахмурилась, откусывая клубничное пирожное.
— Ах да, исключительное событие этого сезона. Она как-то утром приставала ко мне с уговорами пойти с ней на этот бал.
Тисвел сделал маленький глоток чая.
— Вы знаете, возможно, это не такая плохая идея, миледи.
Августа уставилась на дворецкого, гадая, а не подлил ли он себе в чай чего-нибудь крепкого, ведь он никогда раньше не соглашался ни с одним капризом Шарлотты. Никогда.
— Тисвел?
Дворецкий покачал лысой головой, не покрытой париком, как у многих его ровесников, что только добавляло его виду индивидуальности:
— Подумайте, миледи. Что, если бы вы заключили какую-нибудь выгодную сделку с маркизой?
— Сделку? С Шарлоттой? — это была интересная мысль.
— Разве в последнее время она не искала удобного случая, чтобы познакомить вас с молодыми людьми? Подходящими для брака молодыми людьми?
Августа, не отрываясь, смотрела на него, пока он добавлял сливки в чай.
— Продолжай.
— Ну, я подумал, а что, если бы вы согласились присутствовать не только на балу Ламли, но возможно на нескольких приёмах с её светлостью каждую неделю, скажем два-три раза, в обмен на то, что она прекратит устраивать другие подобные встречи. С помощью этого вы также могли бы заручиться её согласием на то, что она не будет вмешиваться в ваши занятия, против которых она постоянно возражает…