— Да вот Казбек уронил свои конфеты в воду. Надо восполнить убыток.
Цымыржа удивился. Он свысока посмотрел на меня.
— Ради него шел обратно?
— А ты думал как? — ответил Тотырбек. — Казбек — сын моего лучшего друга. Это, братец, бесценное сокровище — друг!..
— Нашел же ты себе друга… — пренебрежительно сказал Цымыржа.
Тотырбек резко повернулся к нему:
— Что-что?
— Говорю — получше друга не мог найти себе?
— А по-твоему, Байма кто такой?
— Я его в число лучших никогда не ставил.
Тотырбек покачал головой.
— Не зря говорят, что в половодье навоз кверху всплывает.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Как же ты посмел о Байма так отозваться? Да ты при нем даже чихнуть боялся!
— Еще что скажешь?
— Если у тебя короткая память, могу напомнить кое-что. Или это не тебе на свадьбе у Дзаххотта Байма набил морду твоею же папахой за болтовню?
Цымыржа уже и не рад был, что затеял этот разговор, а тут, как назло, еще подошли знакомые люди. Цымыржа очень не хотелось, чтобы кто-нибудь услышал Тотырбека.
А Тотырбек не унимался:
— Исчезни с моих глаз, кучка навоза, и смотри: если еще раз плохо отзовешься о Байма — несдобровать тебе!
Цымыржа повернулся и быстро зашагал прочь.
Как я был благодарен Тотырбеку! Теперь Цымыржа, наверно, побоится даже и про себя подумать что-нибудь плохое о Баппу, а не то что дурное слово сказать.
Тотырбек вынес конфеты из магазина и протянул мне.
— Бери, Казбек. Только в воду больше не роняй, не то рыбы привыкнут к конфетам, а на них разве напасешься!
Мы — я и Дзыцца — задумались над письмом. Я понял: она хотела, чтобы я прочел именно это место, где говорится о Гадацци. Я еще несколько раз пробежал глазами письмо и снова сложил треугольником. Дзыцца бережно взяла, положила его вместе с другими бумагами и подала связку мне.
— Ступай положи на место. Дай Бог, чтобы поумнел Гадацци. Может, и для нас наступят лучшие времена…
Когда я вернулся, Дзыцца утирала слезы. Она старалась скрыть от меня, что плачет, отвернулась к окну. Я хотел успокоить ее, обнадежить. И не смог — заплакал.
— Я ему покажу!
Дзыцца повернулась ко мне:
— Кому это?
— Гадацци, вот кому!
— Перестань…
— Я ему как дам топором!
— Я сказала — перестань! И не смей говорить подобных вещей! Он втрое старше тебя, ты еще дитя.
— А тогда почему он детей обижает?
— Я сама с ним поговорю.
— Значит, он будет угрожать, издеваться над нами, а я должен смотреть на него?
— Он поймет свою ошибку и раскается. А мы не должны допускать ничего такого, чтобы пришлось раскаиваться.
Удивительный человек Дзыцца! Все перетерпит, лишь бы не заводить свары. Никто грубого слова от нее не услышал.
Вот ей и неприятно, что я поссорился с Гадацци. Поэтому не дает мне и слова сказать. А я так не могу. Почему это я должен прощать обиду? В чем я виноват? Вывез валежник, ни одного живого дерева в лесу не тронул. А что Дудтула взял без разрешения, так я лишнего на него не нагрузил, голодным не оставил. Никакой вины я не чувствовал за собой, потому и поспорил с Гадацци!
Дзыцца вынесла шерсть и начала ее перебирать.
Дзыцца еще молода. Свои иссиня-черные волосы, в которых совсем нет седины, она зачесывает гладко, скручивает узлом на затылке и захватывает широким алюминиевым гребнем. У нее и глаза черные, и брови. Большие серьги в ушах. На левой щеке маленькое бледное родимое пятнышко…
«Как я постарела!» — говорит она каждый раз, подходя к зеркалу.
И ничуть она не постарела. Вот бабушка Агубе — Гуашша — та действительно старая: все лицо у нее в морщинах, она еле переставляет ноги. А Дзыцца ступает легко, быстрым шагом.
— Удивительно, ведь так дружно жили твой отец с Гадацци, — сказала Дзыцца, перебирая шерсть, — как родные братья… Да, меняются времена.
Потом отложила шерсть в сторону и уставилась куда-то в стену. Наверно, припоминала минувшие дни. И, улыбаясь своим мыслям, проговорила:
— Я только-только вышла замуж… Отец твой тогда возил кукурузу на станцию и часто задерживался, приходил поздно. Я никогда не ложилась спать, пока он не вернется. Случалось, что сидела до самого утра.
Как-то отец опять задержался. Далеко за полночь услышала я его голос. И еще какие-то незнакомые голоса: «Что-то темно у вас в доме!»
Кажется, с гостями идет! Я встала, прибавила огня в лампе, подошла к дверям. Стук-стук-стук!..
— Кто там?
— Открой!
Слышу — твой отец. Откинула крючок, а сама отошла в сторонку.