Его взяли.
Ну вот, я еду, написал он матери в поселок Красный строитель.
На дорогу ему выдали полторы буханки хлеба, благодаря чему он смог послать ей буханку, которую получил по карточкам[60], плюс карточки на сахар. Не забудь, добавил, переделать себе мои зимние вещи.
Он писал отовсюду. Десятки писем, все — матери. Все сложенные треугольником или в прямоугольном конверте размером с визитную карточку. С почтовым штемпелем «просмотрено военной цензурой»[61].
Через несколько часов в путь, движемся на запад.
Отправил тебе посылочку с сахаром.
Пишу неразборчиво, потому что лежу. У меня выскочил чирей, очень неприятная штука.
(Его повысили; теперь, как офицер по политико-воспитательной работе, он должен был воспитывать солдат в духе «любви к родине, ненависти к извечному врагу Германии и искренней дружбы с Советским Союзом и Красной армией».)
Посылаю тебе сало, немножко сахару, баночку консервов и кусок мыла.
Пишу в деревенской хате, за окном палисадник, артиллерии не слышно, мы теперь немного дальше от фронта. Передо мной лежит большая красная книга «Deutsche Post Osten» — варшавский телефонный справочник. Я его нашел в глубоком блиндаже, несколько дней назад тут еще были немцы. Есть знакомые фамилии: Вислицкий Феликс, Langiewiczastr., 5 — значит, у него в Варшаве в 1942 году был телефон? Черняков Израиль Адам, Eisgrubenstr., 20…
Я подумываю уйти из политического аппарата и стать обыкновенным офицером. Эта работа приобретает какой-то специфический характер — не так я ее себе представлял. Малярия никак не отвязывается. Короткий приступ — и потеря сил на целые сутки.
Пишу ночью, с Волги. Мне понравилась одна девушка. Сам не знаю, как сказать: девочка, женщина или офицер. Очень понравилась. Такой маленький младший лейтенант — двадцатилетняя варшавская девочка, раненная на фронте.
Я все еще в Политуправлении. Хочу перейти в полк — и не хочу.
Можешь себе представить, люди сейчас говорят: какое счастье, что меня сослали в Сибирь или в Коми[62], наша семья хоть жива осталась.
Весна. Холодная, но бывают и теплые, солнечные дни. Уже есть почки на деревьях. Только разбитые танки и разбросанные снаряды чернеют на полях.
Аисты и вереницы диких гусей. Одна беда. Пропала салфеточка с Буддой от Оли — не могу понять как. Ужасно жалко.
Я в госпитале. Густой лес, птицы, торфяное болотце. Несколько палаток между деревьями. Хоть бы сказали, что со мной, и чтоб эти приступы не повторялись.
С сержантом, который поехал за печатными машинами, послал тебе ¾ банки с нетопленым маслом, немного сахару и два куска мыла.
Коротко: идем вперед. Пишу уже с нашей земли. Уже везде поляки, уже нет этих огромных русских печей…
(Указания для политработников в связи с вступлением на родную землю.
Одному из офицеров поручить звонить в колокола, другому — поднимать национальный флаг.
Встречу с приветствующим населением превратить в совместный митинг, на митинге должен выступить боевой офицер, хорошо владеющий польским языком. Закончить «Присягой»[63].
Не следует:
устраивать пьянки
заводить знакомства с женщинами легкого поведения
совершать оптовые закупки
шляться по ночным заведениям
Рекомендуется: на заборах, домах и автомобилях делать надписи; пример: «Враг на Западе — друг на Востоке!»)
В лесах видимо-невидимо солдат. На полях видимо-невидимо васильков и маков. Рядом с лошадьми бегают жеребята, такие веселые, счастливые.
Война разрушила дома, выбила стекла, снесла крыши, но платья и прически у девушек — 39-й год. Я видел одно платье из такого же материала, как последнее Олино, коричневое в горошек, только это было розовое.
Видел Майданек — этот лагерь смерти. И печи, где сжигали людей, и газовые камеры. Печи еще полны горячих и дымящихся испепеленных останков, черепов… В люблинском Замке[64] камеры, в которых лежат убитые — в пять слоев, один на другом.
Вопрос от населения: правда ли, что вы не будете хоронить поляков вместе с евреями? — и удивление, что хоронить будем вместе.
А лето жаркое и прекрасное…
12. Родственники
60
В ряде государств-участников Второй мировой войны было введено нормированное карточное распределение основных продовольственных товаров; в СССР карточная система существовала с июля 1941 г. по декабрь 1947 г.
62
После раздела Польши между Германией и Советским Союзом в сентябре 1939 г. органами НКВД были проведены массовые депортации населения из западноукраинских и западнобелорусских земель в Сибирь, на Алтай и в степные районы Казахстана.
64
Королевский замок в Люблине (начало строительства — XII в.). В 1831–1915 гг. — царская тюрьма, преимущественно для участников борьбы за независимость; в межвоенный период (1918–1939), наряду с уголовными преступниками, там содержались деятели коммунистической партии; во время немецкой оккупации — тюрьма, через которую прошло ок. 40 000 человек, в основном участников Сопротивления; 22 июля 1944 г., перед отступлением из города, фашисты совершили массовое убийство 300 заключенных Замка.