С сигарет?
Адвокат протянул пачку, охранник проверил содержимое, Эрнст Й. взял несколько штук — четыре, может быть, пять. Отсчитывал сосредоточенно, остальные отодвинул. Этих мне уже не выкурить, сказал, и адвокат отдал пачку охраннику.
Затем Эрнст Й. поблагодарил (мог поблагодарить) защитника по назначению.
Вы меня по-настоящему защищали, сказал он с удивлением. Или с уважением. Или даже с благодарностью.
В ответ адвокат сообщил Эрнсту Й., что к своей профессии относится ответственно независимо от обстоятельств.
Потом они могли помолчать.
Потом Эрнст Й., который в ходе процесса узнал, что его защитник — еврей, мог спросить, где тот был во время войны.
В гетто, ответил адвокат. Откуда мне удалось вовремя выбраться.
К гетто я не имел никакого отношения, мог поспешно заверить его Эрнст Й.
Вот и хорошо, мог подумать адвокат.
Тут охранник мог сказать, что время закончилось, и оба, адвокат и Эрнст Й., поднялись со стульев. И Эрнст Й. мог попросить у своего еврейского адвоката прощения. Возможно — как знать, — попросил бы его простить.
Адвокат мог задуматься.
Простить?
Он мог так сказать.
Прощения просите у Него. Только у Него. Уже лично.
Прокурор Особого уголовного суда[107] в письменной форме известил начальника тюрьмы, что казнь через повешение заключенного Эрнста Й. назначена на пять часов утра 4 декабря 1945 года, и поручил отдать соответствующие распоряжения.
Начальник тюрьмы в письменной форме любезно попросил органы социального обеспечения забрать останки Эрнста Й.
У Иегуды Хасенфельда, крестьянина из деревни Рендзины, было восемь сыновей, и все в детстве умерли от загадочной болезни. Когда заболел девятый, соседи-поляки сказали Иегуде, что нужно сделать. Нужно положить ребенка на простыню и отнести к чудотворному образу Божией Матери. Иегуда пойти не мог, поскольку был евреем, так что соседи-поляки положили его сына на простыню и сами понесли в костел. Внутрь с еврейским ребенком заходить не стали, но Богородица и без того их услышала. Они качали ребенка на простыне, качали, пока болезнь не начала отступать. Тогда они вернулись в Рендзины и отдали Иегуде сына и простыню.
Исцеленный сын спустя годы стал мельником и молол гречиху в крупу.
Сын мельника стал адвокатом.
Он был высокий, худощавый, соблюдал диету, каждый день выходил на прогулку — в одно и то же время и в одном и том же пальто, довоенном, сшитом по мерке в Вене.
Жил в доме довоенной постройки и хорошо разбирался в довоенном законодательстве. Благодаря этому мог обучать адвокатов торговому праву, давал им читать довоенный учебник Львовского профессора Мауриция Аллерханда.
Тщательно следил за внешним видом. Адвокат, говаривал, должен одеждой подчеркивать значимость своей профессии. Должен носить костюм, лучше всего темный, а рубашку — лучше всего белую и с запонками. Отчитывал стажеров, осмеливавшихся прийти в пуловере и без галстука.
Собирал картины, особенно любил Коссака и Мальчевского[108].
Был футбольным судьей.
Преподавал.
Много читал.
В Управлении безопасности лежало его досье и анкета со множеством пунктов. В графе «Специфика дела» было написано: сионизм. В пункте «Уточнение специфики»: поддерживал Израиль, критиковал Египет, политика Советского Союза его удивляла.
У него была жена, тоже адвокат, и племянница. Детей не было. Он хотел эту племянницу удочерить, но она не согласилась. Ждала отца и дядьев. Отец не вернулся с Варшавского восстания, его братья — из Катыни и из тюрьмы на улице Монтелюпих[109]. А когда она поняла, что они не вернутся, и перестала ждать, удочерять было уже поздно.
У племянницы был молодой человек — брюнет с голубыми глазами, симпатичный, ездил на мотороллере (первом в городе). Не ей одной этот парень нравился, девушки ему проходу не давали, в особенности одна, из Бляховни. Он получил заграничный паспорт и уехал, на вокзал его провожали они обе. Племянница попрощалась на перроне, а девушка из Бляховни села в поезд и попрощалась с ним на границе.
Племянница сесть в поезд не могла, потому что дома ее ждали — тетя с дядей и их верная, уже стареющая домработница. (Вскоре потом девушка из Бляховни тоже получила загранпаспорт и поехала к парню. Родила ребенка. Они поженились. Живут долго и счастливо и ко всем праздникам присылают племяннице поздравительные открытки.)
Тетя, дядя и домработница стали хворать. У тети было воспаление гортани, у дяди — грыжа пищеводного отверстия диафрагмы, а у домработницы — больное сердце.
107
Особые уголовные суды по делам нацистских преступников действовали в Польше с сентября 1944-го по октябрь 1946 г.
108
Войцех Коссак (1857–1942) — художник-баталист; Яцек Мальчевский (1854–1929) — художник, представитель модернизма и символизма в живописи.
109
Тюрьма на улице Монтелюпих в Кракове — бывшая казарма, в помещении которой австрийские власти в 1905 г. разместили военный суд и затем тюрьму; во время Второй мировой войны — тюрьма гестапо, через которую с 1940-го по 1944 г. прошло около 50 тыс. заключенных, преимущественно поляков и евреев; после 1945 г. — тюрьма Министерства безопасности Польши и НКВД, где содержались политические заключенные и противники коммунистического режима; сейчас в этом здании находится следственное управление.