На то, чтобы продать квартиру и автомобиль, у меня оставались две недели. С квартирой проблем не возникло. Я продала ее со всей обстановкой молодому студенту по смехотворной цене, что позволило мне оставаться в ней до последней минуты.
Друзья, коллеги по работе, все, кто меня знал, не понимали, что я творю. Особенно болезненным стало мое решение для мамы, хотя я чувствовала, что она понимает меня лучше других. Она молилась за меня и надеялась, что я найду то, что ищу, и обрету счастье.
Свой кабриолет я продала в последний день и сразу поехала на вокзал. Купив билет на поезд в Цюрих, я почувствовала сильное волнение. С маленькой сумкой и огромным чемоданом, в котором я везла майки, нижнее белье, легкие хлопковые юбки и подарки Лкетинге и Присцилле, я села в поезд и стала ждать отправления.
Когда поезд тронулся, я думала, что воспарю от радости. Наверное, мое лицо светилось, как фонарь. Я откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Меня охватило восхитительное чувство свободы. Мне хотелось закричать и поделиться со всеми пассажирами своим счастьем и своими планами. Я свободна, свободна, свободна! У меня больше нет никаких обязательств, нет забитого счетами почтового ящика, и я больше не увижу унылой, промозглой зимы. Я не знала, что меня ждет в Кении, не знала, получил Лкетинга мои письма или нет, а если получил, правильно ли их ему перевели. Я не знала ничего, просто наслаждалась счастливым ощущением невесомости.
У меня есть три месяца на то, чтобы обжиться, и только потом я займусь оформлением новой визы. Боже мой! Три месяца – так много времени, за которое я все улажу и лучше узнаю Лкетингу. Свой английский я подтянула, кроме того, в чемодане я везла несколько хороших учебников с картинками. Уже через пятнадцать часов я буду на своей новой родине. С такими мыслями я села в самолет, удобно устроилась в кресле и, глядя в иллюминатор, стала жадно впитывать последние виды Швейцарии. Я не знала, когда снова окажусь здесь. На прощание я побаловала себя шампанским и через некоторое время уже не понимала, плакать мне или смеяться.
На новой родине
Из аэропорта я доехала до отеля «Африка Си Лодж» на специальном автобусе, хотя и не бронировала номер. Присцилла и Лкетинга должны были знать о моем приезде, но я страшно волновалась: вдруг меня никто не встретит? Высадившись возле отеля, я огляделась по сторонам и поняла, что меня никто не встречает. Я стояла с тяжеленной сумкой, и мое напряжение постепенно спало, уступив место разочарованию. Вдруг я услышала свое имя – и, посмотрев на дорогу, увидела Присциллу, которая бежала ко мне так быстро, что ее грудь колыхалась из стороны в сторону. От облегчения и радости у меня на глазах навернулись слезы.
Мы крепко обнялись, и я сразу спросила, где Лкетинга. Ее лицо помрачнело, и, не глядя на меня, она ответила: «Коринна, пожалуйста, я не знаю, где он!» Она не видела его больше двух месяцев. О нем ходит много слухов, но она не знает, что в них правда, а что вымысел. Мне не терпелось обо всем узнать, но Присцилла сказала, что сначала нужно вернуться в деревню. Я водрузила тяжелый чемодан ей на голову, подхватила свою сумку, и мы тронулись в путь.
Боже мой, что же будет с моими мечтами о большом счастье и любви, думала я. Куда пропал Лкетинга? Я не верила, что он обо всем забыл. В деревне Присцилла познакомила меня со своей подругой, мусульманкой, которая не хотела возвращаться к мужу и жила у Присциллы.
Хижина хотя и небольшая, но на первое время места нам хватит, добавила она.
Мы стали пить чай, но оставшиеся без ответа вопросы не давали мне покоя. Я снова заговорила о моем масаи. Присцилла неохотно поведала мне все, что ей было известно. Один его знакомый сказал, что он уехал домой. Наверное, он заболел из-за того, что так долго не получал от меня писем. «Что? – воскликнула я. – Я отправила по меньшей мере пять писем». На этот раз удивилась Присцилла: «Куда же?» Я показала ей индекс почтового отделения на северном побережье. Тогда, сказала она, неудивительно, что Лкетинга не получил ни одного письма. Этот ящик принадлежит всем масаи северного побережья, и каждый может доставать из него все, что пожелает. Поскольку Лкетинга не умеет читать, эти письма от него, скорее всего, утаили.
Я не могла в это поверить: «Я думала, что все масаи друзья. Кто же мог так поступить?» Тогда я впервые узнала о зависти, которая царила между воинами здесь, на побережье. Перед моим отъездом три месяца назад некоторые мужчины, которые уже давно жили на побережье, посмеивались и издевались над Лкетингой: «Такая молодая, красивая и богатая женщина точно не вернется в Кению к нищему чернокожему». Наивный Лкетинга им поверил, поскольку действительно не получил ни одного письма.