— Ты представляешь, какое это будет чудо зимой — жареные шампиньоны!
— Представляю.
— То-то. Ты посмотри, сколько их во-он на том бугорке около поля. Круги, круги... Я брала только молодые. Удивительный фрукт! — улыбнулась. — Ну что же, садимся обедать?
— Ты прибери утиный пух — можно выстегать куртку. Очень тепло. Зимой будем ходить на зайцев. А уток я тебе настреляю...
— Ты пришел к выводу, что я могу быть хорошей женой?
— Давно, — улыбнулся он, — только мне все некогда было сказать тебе об этом.
— Верю.
— Вот и прекрасно! Сейчас пообедаем, и я пойду.
— Можно я пойду с тобой?
— Можно, — снова улыбнулся он.
«У нее очень красивые глаза, — подумал он, ставя ружье в куст крушины. — Таких лилово-синих глаз я никогда не встречал. Она постоянно смотрит на меня с болью и укором. За что? Н-да-а... А ведь я два года уходил и возвращался, и она никогда и ничем не выразила своего неудовольствия. Только смотрит, смотрит... Свинья я, черт побери. Неужели мне только что стало ясно, что я не могу, нельзя мне потерять ее? Это последняя моя женщина».
Он подошел к стогу и выдернул охапку соломы, бросив ее возле костра, упал на спину и, закинув руки под голову, стал смотреть в небо. «Я — идиот. Я приехал с ней на охоту, а думаю о Елене. Когда я думаю о Елене, я не могу прикоснуться к этой...»
— Садись за стол, — позвала Юля.
— Батюшки-и! Утки в опятном соусе, коньяк, свежие помидоры. Уф! — развеселился он, садясь за красный складной столик и все поглядывая на нее, сравнивая. «Чепуха какая, я не могу от нее освободиться. И не могу забыть ту... Елена, эта красивее тебя, но я не могу от тебя освободиться... Неужели так будет всегда?..»
— Ты опять думаешь о работе?
— Что ты! Я думаю о том, что люблю тебя и как мы сейчас пойдем на охоту...
— Я очень довольна, что мы выбрались сюда, — сказала Юля, поглаживая щенка. — Рой, лежи. Сейчас ты получишь косточки... Артем, ты забыл хлеб. — Она встала и убрала с костра котелок с чаем. — Ты всегда забываешь есть хлеб.
— Молодец, вкусно! — похвалил он. — Скоро утки откормятся на осенних полях и будут еще вкуснее. — Он посмотрел на Юлю, высокую, стройную, в спортивном синем костюме, и остался доволен. — Сына бы нам.
— Ты уверен, что мы вырастим сына? — садясь перед ним за стол, спросила она.
— И не одного.
— Своего сына я назову так: мой единственный, любимый сын Мелс, — сказала Юля.
— Почему единственный?
— Потому что потом ты уйдешь и у меня никогда и никого не будет, кроме него. — Говоря это, она смотрела на куст крушины.
— Ты что, у нас будет пятеро сыновей. Две собаки и два ружья.
— У меня будет один сын, — сказала она.
— Странно! — удивился он. — Разве ты не хочешь, чтобы у него и у нас было будущее?
— Хочу, но я уеду. Потому что у тебя в глазах всегда твое прошлое. Я не хочу жить рядом с твоим прошлым. Ты болен прошлым. И пятеро сыновей не исцелят тебя от твоего прошлого.
— Юленька, ты ошибаешься. У нас будет все и никакого прошлого. О чем ты? Посмотри на меня. Ну вот, — он встал, подошел к ней и поцеловал в висок. — Спасибо, родная! Я пойду готовить скрадок.
— Выпей чай.
— Спасибо.
Он снова сел и, глядя на нее, стал пить чай. Вспомнил, как два года назад пришли и сказали, что в цех назначен новый врач и нужно осмотреть всех женщин. Он, отправляясь на оперативку в разнарядочную, зашел в здравпункт и увидел ее. Она стояла у окна, подняв и раскинув руки, вся в белом, и за окном косо валились хлопья снега, и он растерянно топтался у порога, а она не оборачивалась. В спине и в изломе рук ее было что-то беспомощно-скорбное. Он кашлянул. И она медленно опустила руки и повернулась.
— Я вас слушаю, — сказала она и посмотрела на него. Глазищи синие-синие.
— Это я вас пришел слушать, — усмехнулся он и представился.
И вот теперь, вспомнив, как после она его слушала и он ее слушал, Артем сказал:
— Юля, я ведь от тебя ничего не таил.
— Да, но ты думаешь и думаешь о ней.
— Ты права. Я не могу понять, почему иногда думаю о ней? Может быть, я прощаюсь?
— Может быть, — вздохнула Юля. В глазах ее копились слезы, которых он не заметил. — Знаешь, я тебе не сказала, что вчера приходил ко мне сосед — приглашал в ресторан. А я даже не знаю, как его звать. Я с трудом выпроводила его и вдруг почувствовала свою ущербность. Ведь когда женщина не хочет иметь семью, в этом видится чуть ли не развращенность. Одна. Почему одна? Кто-то к ней, вероятно, ходит. А почему бы мне не пойти?.. Скажи мне, Артем, почему надо обязательно походить на всех?
— Потому, что человек не может быть свободен от общества, — сказал Артем и начал собираться на охоту.