Белая молния
ОБ АВТОРЕ
Интересная судьба у военного штурмана дальней авиации Сергея Андрианова, Связанный с юных лет с небом, он в годы Великой Отечественной войны на тяжелом бомбардировщике совершал ночные рейды в глубокий тыл врага, затем бороздил воздушные просторы Родины на современных боевых кораблях, с должности заместителя командира отдельного полка по политической части пришел в журналистику.
На страницы газет «Советская авиация», «Красная звезда», журналов «Авиация и космонавтика» и «Советский воин» боевой авиатор принес романтику неба, мужество и отвагу крылатых людей, восторженную любовь к скоростям и высотам.
В рассказах Сергея Андрианова — ни одного вымышленного сюжета. За каждой ситуацией легко угадывается ее жизненная основа, явственно выступают приметы биографии самого автора. Они подкупают своей простотой, достоверностью, искренностью.
Таковы сборники «Косая петля», «Укрощение урагана», «Маршрут неизвестен», «Родники дружбы», «Четвертый поединок», «Летный характер». За книгу документальных новелл «Укрощение урагана» автор удостоен звания лауреата премии имени Дмитрия Фурманова. Сборник «Родники дружбы» отмечен Дипломом Московской журналистской организации.
Сергей Андрианов — заслуженный работник культуры РСФСР.
В сборнике «Белая молния» предлагаются читателям новые произведения автора.
БЕЛАЯ МОЛНИЯ
Военному летчику-снайперу Михаилу Еманову посвящаю
Дорохов
Уж так в жизни ведется: если человек в пути, то он чаще всего возвращается домой или уезжает куда-то из дома. Степан Гаврилович Дорохов не мог сказать этого о себе. В Майковке, где провел почти всю свою жизнь, он остановится всего на несколько дней, чтобы затем уехать отсюда навсегда.
Один только месяц не был в родном авиационном городке, а не чает как вернуться туда. Но как же он будет жить в далекой дали от полка всю свою оставшуюся жизнь…
Поезд мчался неудержимо, а Дорохову и эта скорость — не скорость. Впрочем, летчикам трудно тут угодить, им всегда не хватает скорости, какая она ни будь — все мала.
По старой привычке Дорохов нетерпеливо прильнул к окну и долго-предолго стоял, ожидая, пока проскочат знакомые поселки с высокими кронами тополей, медленно проплывут вдали башни совхозного элеватора, осядут к сгладятся заросшие кустарником холмы и, наконец, оборвется, хотя и ненадолго, стена густого ельника у самой дороги. И только тогда распахнется степная ширь полей и лугов, откроются щемяще-неоглядные небесные просторы и засеребрится вдали отполированная самолетами до блеска взлетная полоса. Ровная, устремленная к самому горизонту, она будто упирается прямо в небо.
Из отпуска, со всяких сборов и совещаний Дорохов возвращался в Майковку только поездом. Он любил посмотреть из окна на местные предметы, служившие в полетах ориентиром, где-то в синем расколе туч, как в колодце, поймать взглядом тонкую бело-розовую паутинку — след пролетевшего самолета. В солнечные дни этими паутинками, размытыми ветром в полосы, узорно разрисована вся небесная ткань, они тянутся от самого горизонта насколько хватает глаз.
Близость родного аэродрома не сразу вызывала у Дорохова неповторимое волнение. Оно приходило незаметно, сперва ему становилось легко и свободно дышать, хотелось о чем-то думать, куда-то стремиться, мечтать, затем наступало какое-то неясное томление, и вдруг душу властно захватывал мучительно-сладкий непокой, от которого — Дорохов хорошо это знал! — одно только избавление — сам полет.
Теперь чувства эти были приглушены, как прихваченные первым морозцем звонкие ручьи. Спешить ему было некуда — свое он уже отлетал.
Но Дорохов спешил. Он не забыл, да и едва ли забудет дни, какие в полку называют летными. Не забыл разрисованное самолетами небо, не забыл клекот турбин — то протяжный, то густой и короткий, как вздох, а то и такой, когда часами стоит в воздухе сплошной зудящий звон. Какой летчик не любит поющее небо!
Разве забудешь, как до зари вставал, шагал к самолетам и особенно остро ощущал в эти утренние часы биение пульса полка. На аэродроме люди преображались, и он командирским чутьем угадывал — кто на что способен нынче в небе. Полеты — это часы пик в жизни эскадрилий и всего полка.
Сегодня летный день, но Дорохов почему-то не заметил из окна ни малейшего признака полетов. Сперва он насторожился, а подъезжая ближе к станции, уже встревожился. Выйдя из вагона, Дорохов задержался на низком деревянном перрончике, выждал, пока погас вдали стук уходящего поезда, и напряг слух. Ищущий взгляд его с беспокойной торопливостью скользил по тонким, истлевшим облакам, по широким дымчато-голубым небесным разводам, и всюду было пусто и безмолвно, как в реке подо льдом. В воздухе стояла скребущая душу тишина. Ему казалось — она накатывалась на него частыми вязкими волнами, оглушала его, еще более взвинчивая тревогу.