— Я же сам, товарищ командир, сам облетаю, — убеждал он Дорохова.
— Да, наш удел пахать небо, а не землю, — вроде бы соглашаясь с Ермолаевым, сказал Дорохов, опуская вниз бровь.
Ермолаев загорелся. Полетит! Сейчас он докажет Курманову — мурашки у него по спине бегали, а не зуд по металлу.
Но у Дорохова вновь подскочила бровь.
— Знаешь что, Петрович, тут с инженером решать надо. Без его «добро» не полетишь. Понял, да?!
Ермолаев, не теряя надежды, разыскал инженера.
— Вот закрутил Курманов, вот закрутил. Упрямится, а что соображает…
— Э, не скажи, Петрович. Тут еще разобраться надо, — проговорил инженер.
На другой день на разборе полетов инженер докладывал: «Задал нам лейтенант Курманов работы. Но слух у него оказался тоньше музыкального. Вот что значит летчик-инженер».
Лейтенант Курманов недолго задержался в эскадрилье у Ермолаева. Его назначили командиром звена в другую. Оттуда он уехал в академию, а вернулся опять к Ермолаеву, но уже заместителем.
Со временем Дорохов стал замечать — не во всем Курманов понимал Ермолаева. Тот говорит ему одно, а этот частенько пытается гнуть свое. Особенно они не находили согласия в планировании полетов. Раз Ермолаев не стерпел:
— Смотрю я — не ценишь ты настоящих пилотов. Эскадрилья тебе, что ли, не по нутру?
— Эскадрилья что надо, — ответил Курманов. — Летчики, как патроны в обойме — один к одному. Только вот бороды почему-то не носят, а пора бы…
— Какие бороды? Какие бороды! Чего городишь… — вскипел было Ермолаев, но будто споткнулся о холодный взгляд Курманова и перешел на шутливый тон. — Ты, оказывается, байки сочинять мастер. Ну мастер, ну мастер.
— Зачем сочинять: все перед глазами… — невозмутимо продолжал Курманов.
Ермолаев помрачнел.
— Что перед глазами? Что? Отличная эскадрилья. О нас пишут в газетах, хвалят на собраниях. Чьи портреты выставлены в Доме офицеров? Наших летчиков! Почти все асы. Блестящие пилотажники.
Курманов внимательно слушал комэска и упрямо высказывал свое мнение.
— Конечно, асы! Как загнали их в одну обойму, так они там и сидят. А между тем иной полигонную цель поразить не может, теряется в обстановке, близкой к боевой. А вот пилотировать — пожалуйста. Чего стоит такой пилотаж?! И разве не видите — за их спинами молодежь вянет.
— Кто вянет? Кто вянет? Назови хоть одного…
— Да хотя бы Лекомцев.
Ермолаев неопределенно улыбнулся.
— Нашел тоже пилота… Да и он годик-другой полетает и войдет, как ты сказал, в обойму.
— Годик-другой? А боевая тревога может быть завтра, сегодня, сейчас. И она для всех. Всем надо взлетать, и всем вести бой. Молодые рвутся в небо. Передержишь кого на земле — остудишь порыв и потеряешь будущего аса. Не так, что ли?
Курманов назвал сразу несколько фамилий молодых летчиков, которым незамедлительно надо открыть дорогу в небо. Ермолаев попытался прекратить разговор.
— Ну кто тебе мешает — открывай дорогу, взлетай, веди бой, — сказал он, как бы соглашаясь с Курмановым.
У Курманова вытянулось лицо, скулы заострились, в глазах сверкнул холодный блеск.
— Перестраховщики мешают, — сказал он тихо, тщательно выговаривая каждое слово. — Достигли уровня и успокоились. Повторяют пройденное. А из-за них иным летчикам нет хода в небо, из-за них облака мхом зарастут.
Ермолаев в ответ энергично махнул рукой. Не хочет, мол, Курманова слушать. Сделал официальный вид и строго сказал:
— Вот что, Курманов, с перестраховщиками давай борись. Борись, воюй, а эскадрилью не трогай, не ты ее создавал… Не ты! И оценку ей дают свыше… Свыше видней!
Ермолаева задела самоуверенность Курманова. Разговаривает, как с равным. Станет комэском — ох нахватает он шишек. Ох и нахватает… Такие до первой спотычки горячи, а как обожгутся, сразу смирнеют.
Дорохов был терпеливее и сдержанней Ермолаева. Что поделаешь, думал он о Курманове, такой сейчас приходит в авиацию народ. Рассудительны все, на слово не верят, каждого убеди, каждому докажи. Раз Дорохов сказал Курманову: «Скоро эскадрилью принимать будете, присмотритесь, как и что делает Ермолаев». Ответ Курманова поразил его. «Да, есть что у него перенять, только не все — Ермолаев убаюкан парадным благополучием». Так и сказал: «Убаюкан».
У Дорохова тогда дрогнули брови. Вот и узнай, что у Курманова на душе. На вид молчалив, скрытен, а в натуре у него безоглядная дерзость. Даже актеры подметили эту особенность характера Курманова.