Теперь Лекомцев хотел сочинить новые стихи, посвятить их майору Курманову. Раньше Лекомцева считали неперспективным летчиком. Летал он мало и потому неуверенно. Робкий, застенчивый, он терял веру в себя, не зная истинную причину неудач. А тут Курманов: «Не знаете разве? От бездействия гаснут силы сопротивления. Дайте Лекомцеву хороший налет и увидите, как проснется в нем и вскипит боевая дерзость. Не боги горшки обжигают!» Курманов слетал с ним раз и сказал: «Ты можешь!» Как он тогда окрылил «забытого» летчика.
На разборе полетов Лекомцев ловил каждое слово комэска. В авиации так заведено: молод ты или стар, лейтенант или генерал-лейтенант, но, если совершил полет, твои действия будет разбирать командир во всех подробностях, начиная от подготовки к полету и кончая посадкой и заруливанием на стоянку. Без такого земного разбора летчик не будет допущен к очередному заданию.
Этот профессиональный разговор с глазу на глаз проводится по горячим следам полетов. Тут господствует откровенная прямота. Без нее, без этой суровой прямоты, не может быть поставлена служба повседневно рискующих людей.
На разборе отмечаются первые проблески опыта, отсеивается, как шлак, случайное и непрочное. И человек познается здесь не меньше, чем в воздухе.
Когда Лекомцев сразил ракетой летящую учебную цель, он был на седьмом небе и в прямом и в переносном смысле.
— Я шел к самолету, садился в кабину, взлетал и все время чувствовал: цель срублю. От чего это, товарищ командир, ведь первый раз? — спрашивал он Курманова.
— Ты верил в себя, а в уверенности — сила летчика, — отвечал Курманов. — И потом — великое дело, когда знаешь, что перед тобой кто-то уже прошел. Кто-то был первым…
— А как же они, первые?!
Курманов слегка приподнял голову, у него обострились скулы, глаза заблестели.
— Быть первым — значит делать то, что до тебя никто не делал. После них, пионеров, начинается переворот в умах. Вот вам живой пример: после космического полета военного летчика Юрия Гагарина люди уже по-иному мыслят. Услышав о новом полете в космос, они уже не останавливаются на улице, не бегут к газетному киоску, не спрашивают с замиранием сердца: «Что передали еще?» А ведь то же напряжение и ту же трудность испытывает в космосе человек. Почему все так? Да потому, что полет Гагарина уже стал частицей нашей жизни. И мысли людей уже устремлены к новым открытиям.
Курманова радовала беспокойная пытливость Лекомцева. Всякий раз он старался дать ему понять, что небо открывает большой простор для человеческого дерзания. Авиация — детище двадцатого века. Многие забывают, а может быть, просто свыклись с тем, что она очень молода. Целое поколение соотечественников, прославивших нашу авиацию, выросло вместе с нею. Ведь еще живы те, кто помнит пилотов, поднимавшихся в воздух на первых летательных аппаратах.
Возможности авиации еще далеко не изучены, хотя планета опутана трансконтинентальными маршрутами. Ведь небо — океан, и пока что освоена лишь прибрежная его часть. Но авиация всегда была на переднем крае научно-технической мысли. Она развивалась бурно и ныне далеко ушла вперед, накопив богатый опыт покорения неба. Опыт обойти нельзя, жизнь движется только через опыт. Кем-то накопленный, он будет всегда твоим, если пропустишь его через свой мозг, ощутишь своими руками, вынянчишь возле своего сердца. В жизни военного летчика непременно наступают мгновения, когда концентрируется воедино все, что узнал, что принял как бесценный дар от своих предшественников и что, порою мучительно, испытал сам. Именно тогда родится твой бой, может быть даже неповторимый, и именно тогда, может быть, ты проложишь свой первый след.
Курманова влекли неизведанные пути боевого совершенствования летчика-истребителя, и Лекомцева заражала эта его страсть.
Лекомцев сначала никак не мог уловить значения курмановского утверждения: «К каждому полету готовься так, будто собираешься лететь в первый раз». «Почему как в первый раз?» Он же далеко ушел от того, первого полета. Потом понял: он ведь не повторяет пройденное. В каждом полете есть что-то свое, новое, еще не освоенное. Каждый полет делает его сильнее, а значит, и подготовка к выполнению этих задач должна осуществляться в полном объеме и с той же ответственностью, с какой готовился к каждому предшествующему полету, и даже самому первому.