Ермолаев был раздражен. Незадачливый полет Лекомцева назойливо напоминал ему самого Курманова, то время, когда тот пришел к нему в эскадрилью и упрекал комэска в том, что «молодые вянут». Полюбуйся теперь на своего воспитанничка, послушай магнитофонную запись! Это тебе не грампластинка, а документ! И пусть Лекомцев ответит, почему молчал, не реагировал на команды руководителя полетов, его, Ермолаева, команды. И что теперь скажет сам Курманов летчикам?.. Жаль, нет Дорохова, он пришпорить его умел.
Капитан Лекомцев одиноко стоял посреди широкого поля. Он смотрел на небо и удивлялся так, будто впервые видел его. Какое же оно просторное, ни конца, ни края! А ведь только что оно казалось ему каким-то смятым и куцым. Не только лететь — дышать было невозможно.
Прослеживая взглядом большой, неправильной формы полукруг, который он описал самолетом, пытаясь зайти на посадку, Лекомцев увидел вертолет. Подлетев к нему, вертолет опустился на землю, взвихрив под собой пыль. Борттехник открыл боковой люк, выбросил вниз входную металлическую лесенку. Из кабины выглянул летчик, что-то крикнул, но мотор заглушил его. Лекомцев махнул рукой, чтобы летели без него. В это время спустился на землю и побежал к нему врач. Он видел жест Лекомцева, но не остановился, а только перешел с бега на быстрый шаг, Лекомцев будто его упрашивал:
— Да не нуждаюсь я в помощи, доктор! — и крикнул экипажу: — Парашют вот заберите, а я дойду…
Лекомцев не хотел слушать моторный грохот вертолета, а больше всего не хотел почти сию же минуту оказаться на командном пункте. Он был взбудоражен полетом, и ему нужно было успокоиться, нужно было движение. Приподняв голову, Лекомцев взглянул на блестевшие вдали окна командного пункта и быстрым шагом пошел через поле. Хорошо было чувствовать под ногами устойчивую твердь земли. Сельское поле сливалось с полем летным, образуя ровную, уходящую за горизонт степь. Небо сияло над ним во всей своей бескрайней огромности, отчего ему легче дышалось.
Теперь он уже мог пережить свой полет в ином измерении времени и пространства. Можно остановить мысль, призадуматься над теми неуловимо короткими ее зарницами, которые мерцали в критические мгновения полета.
Но настроение у Лекомцева резко переменилось, когда он ступил на бетонные плиты взлетной полосы. Он услышал над аэродромом тишину и только теперь заметил, что полеты прекращены, закрыты по его вине. Самолеты, как обычно, бодрствовали на стоянках, группками собирались летчики, и он физически ощущал на себе их недоуменные взгляды. На их глазах из полета возвращался… пешком. Тишина была невыносимой. Земля, небо, самолеты и люди — все замерло в каком-то неясном ожидании.
Лекомцев шел, не глядя по сторонам. Лицо его побледнело, в глазах появился напряженный блеск. Не доведись никому испытать такие тяжкие, тревожные минуты.
Майор Курманов вернулся с полигона и находился на командном пункте. Его поразила растерянность Ермолаева. Не придавая этому значения, он спокойно спрашивал Лекомцева, когда тот прибыл к нему:
— Как вы строили маневр?
— Товарищ командир, я хотел повторить… Помните, на учениях… Косая петля, боевой разворот…
— Ну повторил, а результат… — сухим ровным голосом продолжал говорить Курманов. — А результат — ЧП.
Лицо у Лекомцева было бледным, глаза вылиняли, и словно бы не к месту был вздернут кверху нос. Сознавая свою вину и не зная, в чем она проявилась, Лекомцев отвечал сбивчиво, отводя в сторону глаза.
— Все делал, как надо, а вот что с рулями — не знаю. Не понял. Не было времени… Может, перегрузку завысил…
— Думай, Лекомцев, думай. Бездумность противопоказана самим временем.
Курманова брала досада. Он не сомневался в том, что Лекомцев «делал, как надо», сам накануне проверял его, знает — пилотирует он отлично. Но его раздражало другое: почему Лекомцев не мог толком объяснить, что произошло с самолетом. Заладил одно — рули. Загадка, а не ответ летчика. Конечно, в воздухе раздумывать некогда, но меты летчик оставить должен, и по ним человеческая память начнет потом восстанавливать, что и когда было с ним самим и самолетом.
У Курманова запечатлелась тогда атака Лекомцева. Помнит он и свое замечание летчику: «Энергичней уходить от цели. Энергичней».
Лекомцев переживал, и Курманов послал его отдохнуть, но, увидев полкового врача, остановил Лекомцева.
— Доктор, а ну-ка проверь, где у Лекомцева сердце. Может, в пятки ушло?