Улыбнулся даже Отставной военный. Подёргал свои усы. Украдкой взглянул на экран телефона — озабоченно, нетерпеливо.
Никто, кроме меня, тогда этого не заметил. А я хорошо запомнил его глаза: в каждом по плану, большому плану, которые нужно обязательно воплотить в жизнь.
Не только в автобусе, но и во всей стране никто не знал, что Отставник работал на одну очень важную фирму в соседнем государстве. Можно сказать, что и на само соседнее государство — но можно и не говорить, здоровее будешь. Работа была незаметная, но очень серьёзная. Ровно в два в Замок придёт человек из Михалин. Тоже дачник — к которому у нашего Отставника было важное дело. Они должны встретиться где-то в тени замковых стен, заговорить, словно случайно, о ценах на дачи, о погоде, о рыбалке. И остаться в прохладном закоулочке наедине, когда экскурсия спустится в подвалы. Такой у них был план. Им многое нужно было обсудить. И если всё удастся и сойдётся, завтра в четыре утра на несуществующей, но проведённой на картах восточной границе начнётся движение. Утренний туман запахнет выхлопными газами, из пограничного леса выглянут острые носы бронированных чудовищ, самолёты пересекут невидимый воздушный барьер меньше чем за секунду. На шоссе и тех бесчисленных дорогах, впадающих в его полноводное бетонное течение, появятся грузовики с надписью «Люди». Если все удастся и сойдётся, если Там дали добро, а Здесь готовы его принять — тогда завтра начнётся великое утреннее движение, стремительное и необратимое. Движение железа и здоровой, молодой человечины. Движение на Запад.
А может, ничего и не начнётся. Может, выступление перенесут на осень. Или вовсе отменят. Все зависит от того, какой будет сегодняшняя встреча. Встреча двух незаметных отставных дачников, пожилых, но моложавых мужчин, которые посадили, вырастили и построили, но не нарушили присягу.
«Что же вы не фотографируете, — со злостью воскликнул Человек в очках, тыкая пальцем в окно автобуса. — А, господа? Что они не фотографируют, — он снова повернулся к Австрийцу. — А ведь им стыдно! Стыдоба! Разве это замок? Это же павильон Беларусьфильма какой-то! Где аутентичность? Взгляните на стены! Эх!»
Человек в очках поискал, куда плюнуть, не нашёл и снял очки, вложив в этот жест столько презрения, что все и правда возмущённо отвернулись к окнам.
«Вы на них не обижайтесь, — добродушно сказал кто-то по-немецки, и Австриец обрадованно потянулся на этот спасительный голос. — Они, по сути, очень хорошие люди. Просто говорят чаще, чем нужно. Вы и правда из Австрии?»
Доброжелательно улыбаясь, на него смотрел толстый человек в кепке. Они виделись на вокзале, когда покидали столицу — толстяк сначала пил пиво, а потом уснул, и вот теперь свежий, румяный, заспанный, как кусок свинины, который только что достали из холодильника, он смотрел на австрийца и лучезарно улыбался.
«Хольгер, — протянул он пухлую руку. — Хольгер Кунце, из Ганновера».
«Руди Шпецль, — с облегчением пожал руку Австриец. — Из Граца. Нет, всё хорошо. Уже хорошо. Я знал, куда еду. Но немного не рассчитал своих сил».
«Приехали за женой? — улыбнулся с пониманием Кунце. — Я так и подумал. Первый раз я тоже приехал с этой целью. К сожалению, не сложилось. Меня обманули. Так просто, будто это был такой таможенный сбор. Но я не разочарован. В конце концов, мне всегда нравились приключения, а где их искать? На Балканах опасно, там всегда было опасно, когда едешь один. В Албании? Нет, спасибо! Здесь ближе и проще договориться. А то, что здесь можно найти хорошую бабу… Возможно, раньше так и было. Но всё давно уже поменялось».
«А мне говорили, что здесь только свистни», — разочарованно произнес Шпецль.
«Кто говорил? Надо серьезнее относиться к источникам, — засмеялся Кунце. — Это был твой сосед в Граце? Давай на ты, ок?»
«Согласен, — удивленно сказал Шпецль. — Да, сосед. Как ты догадался?»
Дома, по ту сторону границы, он никогда бы не позволил себе так быстро, с полуоборота, завести такую искреннюю беседу. Даже чтобы поговорить дома с соседом — а тот был неплохой человек, с мозгами. Искренность — это ерунда. Но здесь, в автобусе, который не спеша забирался на холм, ему вдруг стало легко и приятно от своей откровенности. Хотелось, чтобы этот Кунце говорил, всё равно что. Но он говорил действительно умные и интересные вещи.
«Я же говорю, я здесь четвёртый раз, — удовлетворенно прищурился Кунце. — Наслушался историй».
«И правда, это был мой сосед… У него русская жена… Но он привёз её семь лет назад… И уже развёлся. Сейчас она в Вене», — пробормотал Шпецль.
«Семь лет, — прогудел насмешливо Кунце. — В Вене! Дурят нашего брата… А семь лет назад, скажу я тебе, здесь многое можно было брать голыми руками, если знаешь нужных людей. А если ещё говоришь немного по-русски…»