– Я не могу бросить своих детей, – в который раз начал он объяснять. – Но я хочу тебя видеть и хочу быть с тобой.
– Юра, ну не надо, пожалуйста.
Этот бесконечный разговор ей давно уже надоел.
Наверное, будь он свободен и предложи ей руку и сердце, Таня немедленно согласилась бы. Но он не был свободен, и представлять, как она обнимается с ним тайком, оглядываясь на дверь ординаторской, было невыносимо.
– Пригласи меня сегодня в гости. – Он остановился, взял ее за плечи, заглянул в глаза.
Она дернула плечами, вырываясь. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь их увидел.
– Юра, пожалуйста, не надо!
– Я тебе неприятен?
– Нет, – честно сказала Таня. – Ты мне приятен. Просто я не хочу быть ничьей любовницей. Извини.
– Ты не любовница, ты моя любимая женщина. – Он снова зашагал вдоль забора больницы.
Таня молча пошла рядом.
– Ну кто виноват, что мы встретились сейчас, а не пять лет назад?
– Никто, – констатировала она.
Грязный снег под деревьями осел, обнажая следы выгула собак. Таню давно занимало, как собачники проникают на территорию, если больница обнесена сплошным забором, а при входе всегда дежурит охрана.
– Я ночью привезла свою соседку, – доложила Таня. – Похоже на инфаркт.
– Сколько лет? – Взгляд у Юры сразу стал собранным. Он хороший врач, отличный, недаром стал завотделением.
– Семьдесят. – Таня помолчала и неожиданно добавила: – Я недавно снимала ей кардиограмму. Отличная была кардиограмма. Не понимаю, откуда мог взяться инфаркт.
– На все воля божия, – усмехнулся Юрий Васильевич.
Их догнала полная докторша из хирургического. Юра заговорил с ней, Таня отстала, пошла медленней.
В отделении все было без перемен. Инна Ильинична спала, к носу и рукам тянулись резиновые трубки. Таня постояла около соседки, вернулась в ординаторскую, достала из сумки расческу, вернулась, пригладила спутанные волосы пожилой женщины.
Если у Инны Ильиничны есть родственники, им нужно сообщить. Таня вздохнула, подошла к следующему больному. Рабочий день начался.
Болезнь тетки была хорошим поводом позвонить мужу. Конечно, Влада и просто так звонила, без повода, но в таких случаях Егор, как правило, только злился, и разговора не получалось.
Влада подошла к большому зеркалу в спальне, критически себя оглядела, осталась довольна. Фигура у нее отличная, почти идеальная. И лицо хорошее, никогда не скажешь, что уже тридцать.
Ну разве можно ее сравнить с девками, с которыми Егор путается? А девок на протяжении семи лет их брака было немало.
Влада себя не обманывала, мужа она давно не любила. Она его ненавидела.
За окном было солнечно. В такую погоду хорошо съехать на лыжах с некрутого склона, крутых склонов Влада опасалась. И чтобы внизу любимый и любящий мужчина подхватил ее, смеющуюся после удачного спуска, и целовал у всех на виду. А потом бы они сидели в маленьком кафе, пили кофе или коктейль и знали, что впереди у них чудесная длинная ночь и еще много таких же прекрасных ночей и дней.
Ничего такого в их с Егором жизни не было. На лыжах кататься ездили, конечно. И кофе в Альпах пили. Только счастья, от которого все время хочется смеяться, она не ощущала.
Смеяться ей хотелось когда-то давно, со Степой.
Влада села в кресло, поджав под себя ноги, помедлила, вздохнув, взяла лежавший рядом на маленьком столике телефон, набрала мужа и слушала гудки, пока механический голос не сообщил ей, что абонент не отвечает. Как будто она сама этого не поняла.
Степкин звонок отчего-то разволновал. Не потому, что тетка заболела, до тетки Владе не было особого дела, а так… Просто ее больше никто никогда не любил так трогательно, как Степа.
Они были бы прекрасной парой, если бы Степа мог обеспечить ей такую же жизнь, как Егор. Это вранье, что с милым рай и в шалаше. С милым рай в шалаше, если шалаш в раю. У Степы никогда не было и не будет таких денег, к которым она привыкла.
Влада покосилась на телефон, снова звонить не стала. Егор уехал в пятницу вечером. Отдохнуть, объяснил он. Отдыхать на дачу он ездил примерно раз в месяц. Приезжал помятый, опухший от двухдневного пьянства. Она примерно представляла, как он там «отдыхает».
Хоть бы он совсем не вернулся!
Ну почему инфаркт случился с безобидной Инной, а не с ним?!
По телику все время говорят, что инфаркты молодеют. У маминой подруги сын в тридцать четыре года умер, а не пил, не курил. Егору скоро сорок, а ничего ему не делается.
Мысли были страшные, недостойные. Влада торопливо перекрестилась.
Вообще-то, Егор должен был вернуться еще вчера. Обычно он так долго свои загулы не затягивал, возвращался в понедельник. Иногда даже в воскресенье.
Влада опять покосилась на телефон, вздохнула, вновь набрала номер. Пусть вызовов будет два, муж должен понять, что случилось что-то непредвиденное.
В больницу тоже нужно было позвонить. Перед Егором она должна выглядеть безупречно, заботливой. Влада нашла в Яндексе телефон больницы, дозвонилась с первого раза, повезло.
Инна Ильинична Кривицкая лежала в реанимации, и навещать ее было нельзя, опять повезло. Тащиться в больницу Владе совсем не хотелось.
Она боялась болезней. Когда слышала о чьих-то недугах, разводила перед собой руками и мысленно повторяла: «меня не касается, ко мне не относится». Чтобы плохая энергетика действительно ее не коснулась.
Владу этому научили на психологических тренингах. Ее там многому полезному научили. Например, как всегда выглядеть перед Егором любящей и понимающей женой. Тренинги Владе ужасно нравились, она была благодарна подруге, которая ей посоветовала на них походить, и совсем не жалела потраченного времени.
Муж перезвонил, едва она закончила говорить со справочной больницы. Даже странно, она думала, часов до трех глаз не продерет.
– Егор, – быстро проговорила Влада. – Инна в больнице, у нее инфаркт. Сейчас она в реанимации, пока к ней не пускают.
Муж не спросил, откуда она это узнала, и про Степин звонок Влада решила не говорить.
– Когда ты приедешь?
– Завтра, – подумав, решил он.
Не иначе как от очередной девки оторваться не может.
– Я соскучилась, – соврала Влада.
– Я тоже, – соврал Егор.
Влада повертела в руках замолкнувший телефон, положила назад на стол. И неожиданно почувствовала, что ей до смерти хочется увидеть Степу.
Дробышев знал за собой полезную особенность – полностью отключаться от всего лишнего, когда работал. На этот раз отключиться от болезни Инны Ильиничны почему-то не получалось. Зря он не считал ее близким человеком, получалось, что это совсем не так.
Мама с соседкой были очень дружны. Сейчас родители постоянно жили в загородном доме, но мама созванивалась с Инной часто, почти каждый день. Правда, недавно родители уехали на три месяца в Италию, куда папу пригласили прочитать лекции.
Дом построили как дачу несколько лет назад. Тогда Дробышеву в голову не приходило, что родителям так понравится загородная жизнь, что их старая квартира поступит к нему в полное распоряжение. Тогда он снимал квартиру, съемное жилье его вполне устраивало, и в доме, в котором вырос, он появлялся нечасто. Только на семейные праздники или когда нужно было помочь родителям.
Встречая соседку, перекидывался с ней парой слов и снова забывал о ее существовании до следующей встречи.
Инна Ильинична была пианисткой. Когда-то аккомпанировала известным певцам, в последние годы подрабатывала учительницей музыки.
В детстве он любил слушать, как Инна Ильинична играет. А еще больше любил, когда она не только играла, но и пела. Ему тоже хотелось уметь играть и петь. Правда, когда родители решили, что пришла пора обучать его музыке, отказался сразу, наотрез. Просиживать часами за пианино было для него задачей совершенно непосильной.