Семьдесят Первому помогли добраться до столовой, и уже оттуда он наблюдал за тем, как Бурьянов бьётся в конвульсиях, отмахивается от санитаров и не даёт себя схватить. Один крепкий мужичок заломил ему руки, а второй воткнул в шею острую иглу. И тот сразу обмяк.
2
Доктор Второй сделал очередную заметку в журнале. Семьдесят Первый поморщился, его уже начал раздражать звук скрежета медного кончика ручки о бумагу.
— Значит, — доктор не отрывал глаз от журнала, — так произошёл первый контакт. И никто не заметил? Никто не догадался и вас проверить?
— Только раны осмотрели. Залатали. Все были слишком заняты. Да и началось всё быстро.
— И что же было потом? Расскажите.
— Ну, конечно, — Семьдесят Первый хитро улыбнулся. В этот момент ему показалось, что он испытывает те же, вполне человеческие чувства, которые испытывал к нему Бурьянов. Когда Бурьянов ещё был собой и мог хоть что-то испытывать, — вы и не представляете, что было. Как и прочие вспомогательные клоны, дрыхли в капсуле сна.
— Не будем об этом.
— Как же не будем? И совсем не пугает тот факт, что Седовский охотнее потратит годы на создание своего совершенного клона — а не таких дешёвок, как я, — чем разок сам хотя бы на недельку здесь застрянет?
— Итак, — доктор Второй робко взглянул на Семьдесят Первого, вновь окунулся в журнал и глубоко вздохнул, — всё-таки вернёмся. Контакт был установлен. Бурьянов, как указали в отчёте очевидцы, начал выходить из-под контроля. Написали, что его не сдерживали и ремни.
— Да, сначала облевал их остатками еды и кровью, а затем раздулся так, что те сами и треснули. А что потом, вы знаете из отчёта.
— Ещё подберёмся к этому. Давайте поговорим лучше о первых признаках.
— Как скажете, док.
Семьдесят Первый закинул обе руки на стол. Кожа была покрыта красными кругами — большими и маленькими. На некоторых кружках повыскакивали телесного цвета волоски. Они извивались и одним своим видом гипнотизировали доктора.
Пункт 2. Первые признаки
— Мне нужно его увидеть!
— Семьдесят Первый! — Киселёвская держала клона за плечи и не давала пройти в отсек исследований. — К нему сейчас нельзя!
— Пропусти! ПРОПУСТИ, СУКА! — Семьдесят Первого вдруг передёрнуло, как если бы током шибануло. У Киселёвской от удивления округлились глаза. — Простите…
— Объясни, чего тебя к нему так тянет?
— Я не знаю, — клон почёсывал руки, — но мне нужно. Можете просто показать. Через окошко. Я хочу убедиться, что с ним всё хорошо.
— Боюсь, — Киселёвская недовольно нахмурилась и двумя пальцами помассировала висок, — не всё с ним хорошо.
— А с вами?
— Нормально, — она зажмурилась, — мигрень от этих ваших разборок. Так, слушай. В окошко посмотреть можешь, раз так хочешь. Но уясни вот что: одно неверное движение, просто потянешься открывать дверь, и я не побрезгаю воспользоваться шокером.
— Вас понял. Согласен.
Они с трудом миновали коридор. Киселёвская то и дело останавливалась, чтобы отдышаться. И всякий раз, как Семьдесят Первый интересовался её самочувствием, она лишь рявкала на него, ссылалась на головокружения и приказывала идти дальше.
Добравшись до исследовательского отсека, Семьдесят Первый нетерпеливо подпрыгнул и одним рывком приклеился к большому круглому окну в двери. Киселёвская и не подумала пригрозить шокером — устала добираться до отсека так сильно, что сил оставалось только лениво плестись следом.
Семьдесят Первый не мог оторвать глаз от окна. Внутри творилось нечто невообразимое. Бурьянов был привязан к кушетке ремнями. Из его глаз лились бесконечные потоки крови. Он змеёй крутился на кушетке, силясь вырваться на свободу. Из глотки вырывались странные слова на неизвестном языке. Вокруг столпились белые халаты с изумлёнными потными лицами. В руках они крутили колбочки с жидкостями, вертели шприцы — а один даже вытащил из ящика с хирургическими инструментами скальпель.
Вдруг тело Бурьянова раздулось — как рыба фугу, инженер своими габаритами порвал ремни и вскочил с кушетки. К нему подбежал крепко сложенный санитар, но Бурьянов отбросил его к стене. Метнул дикий взгляд на дверцу с окном и побежал к ней. Прислонился к двери — кровавые слёзы продолжали литься, один глаз потёк — и заорал. Невыносимо громко — вот-вот, и окошко разлетелось бы на мелкие осколки.
— Это всё он! — лицо Бурьянова утопало в крови, а один глаз уже почти полностью вытек, но Семьдесят Первый всё равно ощущал на себе жжение от его взгляда. — Он принёс эту дрянь! Клон ненавидит нас, хочет истребить! Убейте его!