Но, так или иначе, это было жалкое жилище. Даже если бы белый дымок поднимался из его глиняной трубы, все равно оно казалось бы угрюмым. Но сейчас, когда оно превратилось в развалины, когда крыша его обрушилась, а стены заросли сорняком и на месте сада ощетинился колючий кустарник, оно представляло собой унылое зрелище страшного запустения и заброшенности. В таком месте, пожалуй, и в самом деле могли ограбить, да и не только ограбить, а и убить.
Между тем, как мы уже рассказали, оба путника, приятно беседуя, выехали к тому месту, где стояла полуразрушенная хижина. Месяц светил по-прежнему ярко, и за густыми зарослями, через которые проходила дорога, уже виднелись в просвете вдали, на расстоянии мили с лишним, вершины великолепных деревьев — дубов, вязов, каштанов, — выступающих на отлогих холмах Бэлстрод Парка. Путники уже могли различить в серебристом сиянии луны контуры величественного замка норманнской архитектуры темно-красного и белого цвета.
Еще десять минут — и Уолтер Уэд будет дома.
Юный паж уже предвкушал эту сладостную минуту. Вот он уже совсем рядом, родной дом, после такой долгой разлуки, родной дом, что сулит встречу с близкими и, может быть, еще нечто большее…
Всадник, которому надо было ехать дальше, уже собирался было поздравить своего спутника с предстоящей ему радостной встречей, когда вдруг какой-то подозрительный шорох справа от дороги заставил их прекратить разговор. И в ту же минуту в тишине раздался грубый окрик:
— Стой, ни с места! Отдавай кошелек!
Оба путешественника уже выехали на открытое место против разрушенной хижины, но они не успели даже сообразить, откуда раздался голос, как прямо перед ними внезапно появился человек и преградил им дорогу.
Его угрожающий вид, длинная пика, которой он размахивал над головами лошадей, не оставляли ни малейших сомнений в том, что это грабитель.
Прежде чем они успели что-либо ответить, он еще раз громко повторил свое требование, с тем же угрожающим видом размахивая пикой.
— Стой, ни с места? Отдавай кошелек? — переспросил всадник, медленно повторяя эту избитую формулу. — Вы этого требуете, почтеннейший, так ли мы вас поняли?
— Да, требую! — зарычал нападающий. — Да поторапливайтесь, коли дорожите своей шкурой!
— Так вот, — продолжал всадник, сохраняя полнейшее хладнокровие, — вы не можете сказать, что мы недостаточно быстро повиновались вашему первому требованию. Вы видите, что мы оба стоим и не двигаемся. Что касается второго, тут надо подумать. Прежде чем вручить вам свои кошельки, мы должны узнать, почему, с какой целью и, главное, кому мы должны передать свое имущество. Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нам свое имя, а также причину, побудившую вас предъявить нам столь скромное требование?
— К черту болтовню! — заорал тот, злобно замахиваясь пикой. — На большой дороге не спрашивают ни имен, ни причин! Кошелек или жизнь! Да не пытайтесь улизнуть! Поглядите, сколько нас вон там — целая дюжина! И не пробуйте сопротивляться! Вы окружены!
И с этими словами разбойник махнул своим страшным оружием в сторону густой чащи.
Глаза обоих путников невольно устремились в ту сторону, куда указывала пика.
Да, действительно, они были окружены. Шесть или семь человек, необыкновенно свирепого вида, вооруженные таким же оружием, как и их атаман, стояли вокруг открытой поляны на равных друг от друга расстояниях, наполовину скрытые деревьями и кустарником. Они стояли совершенно неподвижно. Даже пики в их руках словно застыли в воздухе. Никто из них не издавал ни звука, не порывался вперед, а ведь, казалось бы, им следовало это сделать хотя бы для того, чтобы подкрепить требование своего атамана.
— Смирно, товарищи! Ни шагу! Нечего торопиться! — командовал тот. — Мы имеем дело с порядочными людьми. Не надо причинять им вреда — они не будут сопротивляться.
— А вот и будут! — насмешливо крикнул всадник, выхватывая решительным жестом пистолет из кобуры. — Я намерен сопротивляться не на жизнь, а на смерть! И этот храбрый юноша тоже.
Уолтер поспешно извлек из ножен свою гибкую рапиру — единственное оружие, которое у него было.
— Как! Сдаться шайке трусливых грабителей? — продолжал всадник, взводя курок. -Нет! Скорей уж…
— Да падет ваша кровь на вашу голову! — вскричал разбойник, ринувшись вперед и яростно выбрасывая пику так, что ее стальной конец едва не вонзился в шею лошади.
И, наверно, тут же ему и пришел бы конец, если бы яркий свет месяца не озарил внезапно эту страшную, свирепую физиономию, искаженную злобой, обросшую густой черной щетиной, с черной всклокоченной бородой, с налившимися кровью глазами, сверкающими неистовой яростью из-под черной копны волос, падающих космами на лоб.