Всадник уже поднял взведенный пистолет. Стоило только нажать курок — грянул бы выстрел, и разбойник тут же свалился бы бездыханный под ноги его коня.
Но внезапно рука всадника опустилась, и из уст его вырвалось изумленное восклицание.
— Грегори Гарт! — вскричал он. — Ты — разбойник!.. Грабитель! Ты дошел до того, чтобы убивать…
— Хозяин! — сдавленным голосом прохрипел бродяга, чуть не выронив из рук пику. — Как! Это вы? О, простите, простите меня, сэр Генри! Я не знал, что это вы!
С трудом вымолвив эти слова, он бросил наземь оружие и, низко опустив голову, стоял пристыженный, не смея поднять глаза на всадника, из-за которого дело приняло такой неожиданный оборот.
— Ох, мастер Генри! — снова воскликнул он. — Вы простите меня, не правда ли? Хоть и зверь я стал, а, клянусь, не пережил бы, если бы, не дай Бог, хоть волосок задел на вашей голове! А все это моя проклятая доля, она-то и довела меня до этого!
На минуту воцарилась глубокая тишина. Даже все бандиты из разбойничьей шайки, казалось, почувствовали необычайность положения: ни один из них не пошевелился и не открыл рта.
Пристыженный атаман первый нарушил это неловкое молчание.
— Ах, мастер Генри! — вскричал он отчаянным голосом, не помня себя от горя. — Убейте меня, если хотите! Застрелите тут же! После того, что случилось, мне только и остается, что умереть. Вот вам моя грудь! Всадите в нее пулю и положите конец несчастной жизни Грегори Гарта!
И с этими словами он рванул свой истрепанный камзол и обнажил широкую мускулистую грудь, сплошь заросшую густой черной шерстью.
Приблизившись вплотную к коню, он подставил всаднику свою грудь, словно искушая смерть, которую он так настойчиво призывал. Его слова, выражение его лица и весь его вид — все доказывало полную искренность.
— Ну, ну, полно, Гарт! — успокаивающе сказал всадник, пряча пистолет обратно в кобуру. — Ты хороший человек — по крайней мере, был когда-то, — не такой, чтобы тебя следовало вот так пристрелить.
— Да, когда-то был, мастер Генри! Может, оно и правда. Но теперь я только этого и заслуживаю.
— Не обвиняй себя, Грегори. Тебе, так же как и мне, выпала тяжелая жизнь. Я это знаю и поэтому не буду попрекать тебя тем, что случилось. Слава Богу, что не вышло похуже! Будем надеяться, что это послужит твоему исправлению.
— Я исправлюсь, мастер Генри, обещаю вам! Непременно исправлюсь!
— Рад слышать это и не сомневаюсь, что ты сдержишь свое слово. А теперь прикажи своим верным сообщникам — кстати, ты их хорошо вымуштровал! — отступить и пропустить нас. Завтра утром по этой дороге проедет большая компания, и я ничуть не возражаю, чтобы ты и твои товарищи поупражнялись на них в своем необычном ремесле. А сейчас прикажи этим молодцам отойти подальше. Я не хочу подпускать их близко, а то как бы мне, на грех, не попался среди них еще какой-нибудь старый знакомый, так же вот, как ты, сбившийся с пути.
Разбойник слушал все это молча, и по его свирепому лицу пробегало какое-то странное выражение; внезапно оно расплылось в добродушную, плутоватую улыбку.
— Ах, мастер Генри, приказать-то я могу, чтобы угодить вашей милости, да только они меня не послушают. Но вам нечего их бояться. Можете подойти хоть вплотную, — они вас не тронут. Хотите, колите их шпагой, любого насквозь проткните, — и не пикнет!
— Вот как? Признаться, на редкость терпеливые малые! Но довольно! Что ты хочешь сказать этим, Грегори?
— Да то, что там никого нет, мастер Генри, — пустота, ровно никого. Ведь это все просто чучела — старые платья да шляпы, и все они хорошо послужили своим хозяевам, пока не попали в руки Грегори Гарта; ну, а теперь они служат ему и неплохо несут свою службу, только она совсем другого рода, как вы сами изволите видеть.
— Так, значит, это просто пугала? У меня промелькнуло такое подозрение.
— Пугала, мастер Генри, и ничего больше. Совершенно безвредные, как и я был когда-то; но после того, как у вас отобрали старое поместье и замок и вы уехали в чужие края, после того…
— Я не хочу слышать твою историю, Гарт, — перебил его прежний хозяин, — по крайней мере, после того… Что было, то прошло! Не будем поминать прошлого, если только ты обещаешь мне на будущее бросить свое теперешнее занятие. Рано или поздно, а оно приведет тебя на виселицу.
— Ну, а что же мне теперь делать? — жалобно-укоряющим тоном спросил разбойник.
— Что делать? Да все, что угодно, кроме того, что ты делаешь теперь. Найди себе честную работу.
— Уж сколько я старался и искал! Ах, сэр Генри, вы ведь давно не были в наших краях, не знаете, какое теперь гиблое время! И что только у нас делается! Жить честно — это значит помереть с голоду. Честность теперь не в ходу, у нас в Англии!
— Будет время, — сказал всадник задумчиво, откидываясь в седле, — когда ее будут ценить, и это время не за горами… Грегори Гарт! — продолжал он, обращаясь к разбойнику серьезным и строгим тоном. — У тебя смелое сердце и сильная рука, я это знаю. И я не сомневаюсь, что, несмотря на то что ты сейчас ведешь преступную жизнь, ты сам стоишь за справедливость и чувства у тебя правильные, ибо ты тоже пострадал за них. Ты понимаешь, о чем я говорю?