Николай сидел невдалеке от нее, уставившись в одну точку, с такой гримасой беспредельного ужаса, тоски и усталости на лице, что страшно было на это лицо смотреть.
Он ничего не говорил, не отвечал ни на какие вопросы, но когда участковый, увидев ПЕРЧАТКУ на дереве, произнес громко и досадливо:
- Когда ж они кончатся, эти БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ в том колдовском сундуке? - Николай вдруг ответил, не поворачивая головы в сторону милиционера:
- Не скоро еще. Их там видимо-невидимо...
Собравшиеся вокруг люди обрадовались, что Николай заговорил, а когда поняли, что именно он сказал, стали перешептываться:
- Так вот, куда она его водила...
Не раз приходилось им слышать подобные истории, происходившие в разных концах Сахалина, но рассуждать об этом вслух они опасались.
Понемногу Николай стал приходить в себя и узнавать окружающих. Его отвезли в больницу, осмотрели, сделали несколько уколов, успокаивающих и восстанавливающих нервную систему.
Когда его привезли домой, он жадно поел, хотя Вера постаралась подать ему все самое легкое, видя, как он ослаб и изголодался. Руки его дрожали и не могли удержать ложку, поэтому Вера кормила его, словно ребенка, и, словно ребенка, обмыла, одела в свежее белье, уложила в постель, но и спать он не мог - лежал без сна, уставившись в потолок.
Обнаружив это, Вера решила уже сегодня разузнать у Николая, что ему пришлось пережить за эти десять дней и ночей.
Когда Васенька уснул, Вера подсела к Николаю с расспросами:
- Коля, ты не спишь?
- Разучился я, Вера, спать. Вернется ли теперь мое здоровье, успокоится ли душа когда-нибудь? Знаю одно: никогда не смогу забыть, словно страшный сон, все эти ужасы...
Николай говорил с таким трудом, будто рот его посередине сжимала бельевая прищепка, а слова процеживались по одному сквозь уголки губ. Голос вырывался из его груди с придыханием и свистом, как у астматика.
- Расскажи все, если тебе не очень тяжело говорить и вспоминать. Может тогда тебе станет легче? Я столько переживала, столько плакала сначала, а потом стала злиться. Думала, что только нас донимает БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА, но соседский старик объяснил мне, что все о ней знают, она за всеми наблюдает и любого может наказать. А не говорят о ней вслух только взрослые, опасаясь накликать беду, а старики и дети, которых она не трогает, рассуждают о ней без боязни, с детства учатся вести себя в соответствии с ее требованиями. Нарушителями оказались мы с тобой, хоть и знали обо всем заранее.
Как только ты впервые мне изменил, обидел, предал, не взял с собой в клуб, заставил плакать, так тут же БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА отыскала меня в сугробах и начала спасать...
Коля посмотрел на Веру после этих слов, и ей показалось, что в его глазах промелькнуло что-то доброе, ласковое, виноватое - то, что давным-давно она мечтала увидеть в его взгляде.
- Вера, прости меня! Ты ни в чем не виновата. Вся вина на мне... Я не придавал значения, думал, дикость все, предрассудки, бред, сумасшествие. Знать бы, чем все кончится, разве стал бы я так вести себя? Поостерегся бы, ох, поостерегся.
Слушай, Вера, расскажу тебе, что мне пришлось испытать в наказание за все...
Некоторые звуки в словах совсем не прослушивались, но понять его речь было все-таки можно. Он старался рассказывать подробно, а она ловила каждое его слово.
- Я шел три дня. Без дорог, через густой лес. Ноги передвигались, помимо моей воли, я понимал, что меня гонит вперед БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА. Все мое тело было подчинено ей, и только голову мне поворачивать она мне позволяла.
Я оглядывался, пока виден был наш дом, надеялся, что ты выйдешь вслед за мной, закричишь, позовешь на помощь, но нет, наша дверь так и не открылась, пока я мог еще ее видеть.
Николай замолчал и сколько укора было в его словах, что он задохнулся и некоторое время силился перевести дух.
- Коля-Коля! Как ты можешь думать, что я по своей воле не побежала за тобой?! Наша дверь, как заколдованная, не открывалась, хотя я все силы приложила, чтобы отворить ее, а когда она открылась - твой след простыл, и я понятия не имела, в какую сторону тебя увели.
- Эх, Коля, Коля, столько лет мы вместе, пережили немало, а ты все еще сомневаешься в моей преданности?
- Нет, уже не сомневаюсь, просто мне тогда невыносимо хотелось увидеть тебя еще раз и убедиться, что ты горюешь, убиваешься, плачешь за мной, что простила меня за побои, за унижение. Мне казалось, что увидев это, мне будет легче перенести наказание БЕЛОЙ ПЕРЧАТКИ. Но, если быть честным до конца, то мне хотелось, чтобы все это увидела БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА, увидела бы, и, убедившись, что ты не сердишься на меня, оставила бы меня в покое.