Но и теперь, когда вместе с теплом в его руку потоком вливались мои жизненные силы, я, слабея с каждой минутой, все же старался сопротивляться, пытался освободиться, выкрикивая:
- Кто ты такой? Что тебе от меня надо? Кто тебе право давал решать за людей, как им жить, с кем жить, кого любить, кого ненавидеть? Кто тебя назначил судьбой над сахалинцами?
Кричу, а голос все тише и тише. Чувствую, ненадолго меня хватит. А он не игнорирует - отвечает, да так высокомерно, с презрением:
- Право казнить и миловать я себе сам взял. Никого на Сахалине нет сильнее и справедливее меня. Пусть не по всей России, но хоть на отдельном острове люди будут жить по правилам, которые я установил. Пусть не вечно. Пусть только до истощения сундука с БЕЛЫМИ ПЕРЧАТКАМИ, но за это время они привыкнут жить правильно и детей своих научат. И ты один из тех, кто будет служить им примером. Ты будешь еще долго напоминать знакомым и незнакомым сахалинцам, что их ожидает, посмей они ослушаться меня.
Чем дольше зловещий колдун высасывал из меня силы, тем речь становилась более привычной человеческому слуху. И хоть она звучала по-прежнему, как бы из подземелья, она уже не была замедленной настолько, что очередное слово не могло догнать предыдущее.
Я слабел и с горечью спрашивал его:
- Кто ты? Если ты учишь добру, справедливости, то почему столько безумной жестокости в твоих наказаниях, где милосердное прощение?
- Кто я, спрашиваешь? Я - потомок мастеров славянской магии - древней, как сам мир, могучей, как вселенная. Предки мои сколотили огромное богатство, помогая людям избавиться от болезней, неприятностей и врагов, а я с детства стал задумываться, в чем причина людских бед, почему столько нищих, обездоленных и преступников, наконец. Меня всегда удивляло, почему люди так легко переступают через собственную совесть?
Но ведь не все! Так в чем же дело? И я нашел ответ. С детства очарованный прелестной, но не зря названной слабой половиной человечества, я обратил внимание, что обиженные в семье или униженные обществом женщины вольно или невольно воспитывают в своих детях беспринципность. Они вырастают, как говорится, без царя в голове, готовыми переступить законы общепринятой общественной морали.
Подвластными мне магическими силами решил я защитить женщину в семье, наказывая каждого, кто изменит жене, кто руку на нее поднимет или обидит неуважением. Все свое состояние я истратил на учение. Долго учился наукам запретным, сверхчеловеческим, доступным лишь избранным. Собирал по крупицам знания своих предков, изучал секретные папирусы жрецов Египта, учился у тибетских монахов, индийских йогов, ездил в Мексику, где наказание человека может оплатить любой желающий, и, если мастер взял плату, человек обречен, даже, если оплативший работу мага передумает его убивать.
Я убивать не хотел, но хотел добиться, чтобы наказание было неизбежным, достаточно скорым и таким устрашающим, таким жутким, чтобы последствия этого наказания человек ощущал каждую минуту своей последующей жизни и никогда не смог бы забыть свою вину. Чтобы до конца дней он каялся за совершенный грех, а окружающие, видя это, боялись повторить его ошибку.
Жестоко, говоришь? А такова натура человеческая - страх ей нужен, угроза нешуточная и неизбежная.
- Мне хотелось возразить колдуну, доказать ему, что он ошибается, поспорить, но говорить я уже не мог. Мне не верилось, что я сижу, будто сделанный из ваты, и кажется, вот-вот развалюсь на части. Конечно, я был голоден, не пил три дня, шел без дорог, без отдыха, но чтобы так обессилить, у меня не было причин, кроме той, в которую мне не хотелось верить. Казалось, что я в кошмарном сне, и он непременно кончится, я проснусь. Но отчетливо, гулко звучал рядом со мной неживой голос, пытающегося себя оправдать, изувера:
- Из-за пустой случайности, взбалмошной моей несдержанности забросила меня судьба ссыльным на этот остров, поэтому силой чар я смог охватить только его жителей. Окажись я в день смерти в России - не допустил бы надругательства над всеми ее женщинами.
Только это, да ограниченный запас БЕЛЫХ ПЕРЧАТОК вызывает у меня жгучую досаду. Но я не ропщу и выполню свою миссию до конца, оставаясь из века в век нетленным и снова, снова поднимаясь из могилы по зову неизменно бдительных и надежных, преданных, строгих и безотказных моих БЛЫХ ПЕРЧАТОК.
- Ты представляешь, Вера, казалось, что коварный мертвец будто жаловался, будто советовался со мной, насколько правильно он распорядился своей жизнью и своей смертью! Рассказывая мне так доверительно, будто другу, угрожая мне же сквозь кружево оправданий и нравоучений, лишал меня на самом деле последних сил.