Нужен был какой-то толчок, катализатор для их отношений.
В этот момент из гардеробной, уже одетая в чёрное пальто, вышла Дана, на ходу одевая перчатки. Эта одежда дополняла образ Даны Сколкиной, как ещё довольно молодой, чуть за тридцать, успешной красивой женщины, у которой муж — не последний человек в обществе и обладает достаточными средствами. Это был образ женщины, у которой в семье царила гармония и взаимопонимание.
— Пойдёмте, подполковник, — Дана жестом пригласила Вику на выход.
Вика улыбнулась, накинула своё, до этого висевшее на вешалке, тёмно-синее замшевое пальто с двойным воротником и поясом и вместе с ожидающей её Даной направилась в двери. По дороге она бросила взгляд в зеркало, в котором отразилось на редкость красивое, как говорил друг её брата Стас, «дико красивое», с уверенным взглядом зелёных глаз, чуть бледноватое (Вика не признавала солярия) лицо. Тёмные жёсткие волосы красиво уложены. Теперь можно идти.
Дана тоже на дорогу посмотрелась в зеркало: миловидная светловолосая женщина с большими голубыми глазами, маленьким точёным носиком и изящными, пухленькими щёчками.
— Наталья Альяновна, я ухожу. Если кто придёт, скажите, что я буду после обеда. Если кто-то будет звонить — всё потом, часа в три, а может и позже, — сказала секретарше Дана, закрывая кабинет.
— Хорошо, Дана Алексеевна, — ответила Наташа, которой уже полчаса не удавалось разобрать ничего из разговора в кабинете начальницы. Слыханное ли дело: люди из политической разведки. Да ещё и мужчина такой красивый, чем-то похожий, да, да, точно, на Штирлица.
«А у меня только Айсман, — подумала Наташа, вспоминая своего парня. — Ну, ничего мне хватит». — Она действительно осень любила своего Костю.
Вика и Дана вошли в лифт, спустились с двадцатого этажа на первый и прошли на выход. На улице их уже ждал серебристый «Мицубиси», рядом с которым стоял Исаев и разговаривал с кем-то, по-видимому, с кем-то из отдела, по телефону.
— Ну, что поехали, — скорее утверждая, нежели спрашивая, сказал Максим.
Белая и Сколкина сели в машину, Вика — на переднее сидение, рядом с Исаевым, Дана сзади, и «Мицубиси» выехала со стоянки, на которой Макс долго искал свободное место, и, лавируя в потоке машин, выстроилась в первый ряд и направилась в другую часть центра Москвы, где располагался злосчастный холдинг «Электра».
В машине Вика ещё раз вспомнила фото со стола Даны. Ей не давала покоя мысль, что она где-то видела Александра Сколкина, точно видела, только не могла вспомнить, где. Поразмыслив немного, Вика поняла, в чём дело: человек на фотографии был точной копией актёра Олега Табакова.
«Бывают же на свете до того похожие люди, — подумала Вика. — Вот, например, моя троюродная сестра Анжелика — просто копия своего отца, но как будто в женском варианте, — и тут Вика на секунду замерла. — Как отец… быть не может. Ну, точно. Табаков и этот Саша — одно лицо. Вон, те же голубые глаза, причёска. Довольное широкое хорошенькое лицо. Ну, вылитый. Точно как отец и сын. Да, нет, не может быть. Хотя… чем чёрт не шутит, может и сын».
И Вика Белая с присущей ей проницательностью была права. Александр Сколкин был ублюдком, внебрачным сыном Олега Табакова.
========== Отступление для пояснения последующих событий. ==========
«Спасибо за одно — за сына».
— Предатель, предатель жирный! — в ярости кричала Маша Сколкина, даже не заботясь о том, что её могут услышать. — Сам меня к себе звал, мозги запудрил, воспользовался и бросил! Как только узнал, что я беременна, сразу в кусты. Ты, сволочь, гад, паскуда, ты, Олег, АМОРАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК! — И, не в силах сдержаться, Маша с размаху дала Олегу Табакову крепкую пощёчину, после чего комом повалилась на диван и безудержно заплакала. Она только услышала удаляющиеся шаги и звук закрывшейся двери. Это был звук конца. Маша, тихонько всхлипывая, подняла голову. Комната была пуста. Она осторожно слезла с дивана и вышла в коридор. Тишина. Она пошла на кухню — никого. Во всей квартире никого. Машей овладело отчаяние. Такое, наверное, бывает, когда умираешь. Мир рухнул, надежды растоптаны, они погибли в одночасье, как были убиты в одну страшную ночь все первенцы в Египте. Сердце замёрзло, как больное дитя в холодной колыбели, и смерть приняла его в свои ледяные равнодушные объятия.
Постепенно, перед Машей стала выстраиваться цепочка событий. На какое-то мгновение у неё мелькнула мысль, что во всём случившимся ей некого винить, кроме себя самой. Хотя… Она мысленно вернулась на полгода назад, в тот роковой мартовский вечер 1977 года, когда она была просто молодой, неопытной девушкой, только что закончившей журналистский факультет…
… Маша Сколкина и Олег Табаков познакомились случайно, на одной из столь частых вечеринок в театральных кругах. Машу туда пригласила подруга Ленка, гримёрша из табаковской труппы. Когда Ленка узнала про роман, она отнеслась к этому настороженно и несколько раз намекала Маше, что хорошего понемножку, а Табаков всё-таки женатый человек и не стоит увлекаться его ухаживаниями. Но Маша, без памяти влюблённая, её не послушала. Полгода тайных встреч и мечтаний, романтики и щекочущего страха быть раскрытой и в тоже время подсознательного стремления к огласке, чтобы упиться победой, быть женщиной, к ногам которой упал сам Олег Табаков.
А потом, она хорошо помнила это утро, её начало подташнивать. Сначала Маша списала это на пирожки Ленкиной матушки, которая не была великим кулинаром. Но тошнота и рвота продолжались, хотя стряпни тёти Веры в рационе не было и в помине. Тогда Маша, стараясь отогнать страшную мысль подальше, внутренне съёжившись, пошла в больницу к своей двоюродной сестре Лизе. Лиза, не задавая лишних вопросов, сделала всё, что нужно. Результат, как гром среди ясного неба, был, тем не менее, очевиден. Беременность, срок шесть недель.
Маша не помнила, как вышла из больницы. Она нервно сжимала в руке листочек с результатами анализов и вердиктом, буквы которого складывались, как огненное пророчество на бумаге: “Беременность, срок 6 недель”.
Плохо понимая, что делает, Маша Сколкина подошла к ближайшему телефонному аппарату, дрожащими руками набрала до боли знакомый номер.
— Да, — ответил голос, от которого у Маши ёкнуло сердце.
— Это я, — только и могла произнесли Маша. — Это я.
— У тебя что-то случилось? — спросил, уже несколько настороженно Табаков.
— Да. Да, — Маше не хватало дыхания. — Нам надо встретиться, чем скорее, тем лучше. У меня. Мама с папой и брат на даче, раньше вторника они не приедут. Я буду ждать. Только, пожалуйста, приди! — последние слова Маша произнесла уже с надрывом, чувствуя, как комок слёз подкатывается к горлу.
— Хорошо, — ответил Табаков и положил трубку.
Было восемь часов вечера. Маша ходила из угла в угол, поглядывая на часы. Её била крупная дрожь. Вдруг на площадке послышался звук шагов и в дверь постучали. Сколкина, как ошпаренная, метнулась к глазку. Удостоверившись, что это действительно Олег, она рывком распахнула дверь и глянула на стоящего на пороге Табакова затравленным взглядом.
— Проходи, — коротко сказала Маша, закрывая за Табаковым дверь и проскальзывая в зал.
Такой Машу Олег ещё не видел. Встревоженный, исступлённый взгляд серо-зелёных глаз, нервно сжимающую и разжимающую пальцы. Длинные тёмно-рыжие волосы беспорядочно ниспадают с плеч.
— Маша, что случилось?
— Я… — начала Маша и запнулась: у неё не хватило дыхания. Это оказалось намного труднее, чем она предполагала. — Я… — снова пауза. — Олег, я беременна. — Маша закрыла глаза и вздохнула.