Но ода не получила продолжения, поскольку через две недели и незадолго до Нового года меня перевели в другую камеру. (Жене и Рудольфу дали по семь лет, организатору — двенадцать, девочке — условно. Женя и Рудольф отбывали наказание в Украине и освободились через пять лет по УДО.)
Новая камера снова была двухместной, но в ней стояли три кровати. Две — по левой и правой стенкам под окном. А одна для большего количества свободного места поставлена на бок, под левой стенкой у двери. В этот раз и вещи, и матрас я переносил сам. Мой новый сокамерник помог занести мне их с коридора.
Моего нового сокамерника звали Тарас. Он сказал, что только что отсюда уехал Гогось, с которым он просидел две недели. А потом записался к Петруне и попросил, чтобы Гогося убрали. Помимо того, что этот Гогось свинья, после того как у него закончилась передача (довольно-таки неплохая, добавил Тарас), он научился без ручки открывать окно (ручки были сняты) и начал с улицы в камеру таскать голубей.
— Вся постель у меня была в хлебных крошках, — сказал Тарас, — пол в перьях, а в камере по утрам постоянный сквозняк. Меня просквозило, и я обо всём этом рассказал Петруне.
Я сказал Тарасу, что сидел с Гогосем и что передачу ему принесла моя жена.
Тарас сказал, что он так и понял, поскольку Гогось говорил ему, что находился в одной камере со мной. И что он, Тарас, слышал обо мне по телевидению. И что я совершенно не такой, каким меня рисуют.
Тарасу — Тарасу Фёдоровичу Бублику — было больше пятидесяти лет. Это был высокий, статный мужчина с угловатым лицом и поседевшими волосами. Он был военным — в звании полковника химико-инженерных войск. Подрывник, прошёл Афганистан, служил там до самого вывода войск. Рассказывал, что привёз оттуда мушкет — трофейный. Что мясо там добывали, привязывая на верёвку буханку хлеба, и с пастбища тащили на минное поле — за ней и шла корова. А с мухами боролись, делая бертолетову соль, только более активную (Тарас сказал, что рецепт не может мне сказать, потому что это тайна, а он давал присягу), раствором пропитывался сахар. И мелкими крупицами, ещё влажным выкладывался на предметы. Когда крупицы подсыхали, от мухи на подлёте оставались только крылья.
После Афганистана Тарас Бублик был переведён в ГДР и прослужил там до самого вывода войск.
Мы с Тарасом договорились, что будем на «ты». Как мне рассказал Тарас, ему сказали, что возрастов тут нет, и привилегий для возраста — тоже. И если я буду называть его на «Вы», то он будет обращаться ко мне так же.
Тарас находился в СИЗО СБУ уже три месяца, до этого же он был на подписке о невыезде и ему инкриминировалась статья «Измена родине». По версии следствия, Тарас, находясь в ГДР, был завербован. И начиная с ГДР и впоследствии с Украины снабжал западную разведку секретной информацией. А именно — секретными документами о современных видах отечественного оружия, которые он перефотографировал фотоаппаратом «Кодак», сейчас приобщённым к делу, и к нему десять новых, магазинных фотоплёнок и портфель с потайным карманом, который тоже являлся вещественным доказательством. А кроме того, доказательством были счёт в немецком банке, номер которого назвал сам Тарас, и выписка со счёта на сумму три тысячи евро. По версии следствия, эти деньги поступили от иностранных спецслужб.
Как рассказывал Тарас, агентом спецслужб был его знакомый немец, который предложил Тарасу вместе с ним подурить свою разведывательную организацию. На департамент разведки выделялись деньги. Их нужно было осваивать, объяснил ему знакомый, и на этом можно было заработать. Знакомый сказал, что не нужна никакая секретная информация. Да и Тарас, как он сказал, к ней доступа не имел. Подходят копии учебных пособий к артиллерийскому оружию, сказал ему знакомый. Книги, рассказывая, добавил Тарас, в их части в ГДР были в свободном обращении — при желании их можно было купить на местном немецком рынке. И поскольку такой информации было много, его знакомый сам выбирал, какая в тот или иной момент пройдёт за ценную. И клал на счёт Тараса небольшие суммы в бундесмарках.
Когда войска из ГДР вывели, эта работа по надувательству немецкой разведки, как сказал Тарас, прекратилась. Однако связь с этим человеком у него осталась. У Тараса в Германии жила дочка. Она вышла там замуж. И это был знакомый её мужа.
Через некоторое время, когда Тарас уже работал в штабе в Мариуполе, в Украине, и был в Германии в гостях у дочери, его знакомый предложил возобновить их деятельность и передал ему кожаный портфель с потайным карманом.
Тарас не рассказывал, что он продолжал заниматься передачей документов, он только сказал, что каким-то образом это стало известно следствию. Следователь сказал, что он будет на подписке, если продолжит сотрудничать, и получит условно. Как сказал Тарас, он практически сам против себя состряпал дело, где, за исключением портфеля, всё остальное было его фантазиями, в обмен на то, чтобы к этому делу не пришили его дочь и жену. Фотоаппарат «Кодак» — это был его личный фотоаппарат для домашних фото, а плёнки куплены в магазине. А версию, что он в секретном кармане выносил из штаба документы, перефотографировал, а плёнки оставлял в условленном месте, он выдумал сам. Это нужно было следователю, как сказал Тарас, и он на это пошёл в обмен на условный срок и безопасность своих дочери и жены. Но следователь Тараса обманул: когда было предъявлено окончательное обвинение и началось ознакомление, он изменил подписку о невыезде на содержание под стражей.