Я обратил внимание, что после каждой партии Пятков не сразу кладёт тетрадь, а рисует следующее поле для игры. А иногда размышляет и ручкой как будто что-то отмечает на поле. Когда Пятков был у адвоката (он ходил то один, то два раза в неделю, то к адвокату, то к следователю), я подсмотрел в тетрадь: на поле были еле заметные пять точек. Я сделал предположение, что это места, где Пятков будет рисовать корабли. И в следующий раз проверил, специально «стреляя» мимо, а потом попадая — «стреляя» в отмеченное место. И когда после очередной партии я увидел, что Пятков заранее наметил корабли, я не играл с ним до тех пор, пока он не пошёл к следователю и я не подсмотрел его поле. А после следователя, вечером он сам мне предложил поиграть, и я очень нехотя согласился.
Я стрелял первый и выбил подряд все пять его кораблей. А потом молча продолжил заниматься английским. Пятков некоторое время смотрел в тетрадь, а потом сказал:
— У меня такое в игре первый раз.
— Это ещё не всё, — не отрывая глаз от книги, сказал я Серёже.
А потом посмотрел на него и добавил, что знаю, что у него нет ни следователя, ни дела, ни адвоката, что он приехал сюда с лагеря и что он ходит и пишет на меня доносы, которые начинаются со слов «источник сообщает». И дружественно ему улыбнулся.
— Ты подсмотрел, куда я поставил точки! — улыбнувшись, сказал Серёжа. — У меня действительно нет ни следователя, ни адвоката, — продолжил он, — óпер ко мне приезжает. А дело есть, иначе бы меня не смогли вывезти с лагеря, с Мартусовки. По их просьбе (он имел в виду своих покровителей) кто-то написал о моей причастности к квартирным кражам — прокурор дал мне санкцию на два месяца, моя причастность не подтвердилась, и дело закроют.
— И я не пишу «источник сообщает», — продолжал Сергей, — стиль изложения вольный. И я ставлю свою подпись и число и несу ответственность за каждое слово. Но на тебя мне написать нечего.
— А по обвинению я бы и писать не стал — там ерунда. Сначала убили, а потом заказал, — сказал Пятков, видимо, иронизируя над версией следователя «сначала отслеживали, а потом заказывал».
— Ко мне приехали в лагерь и предложили посидеть с тобой. Мне осталось до конца срока немного, я отказывался, но меня очень попросили. Это добровольно. Немного рассказали о тебе: сказали, что ты нормальный, адекватный человек, то есть не головорез. С такими я не сижу — отказываюсь.
— Я им сразу сказал, что легенда с квартирными кражами не пройдёт, — меня сразу раскусят, — продолжал Сергей. — Но кто приезжал, как ни проси, я тебе говорить не буду. Это уже моё. Да и какая тебе разница кто.
— Никакой! — сказал я.
— А по поводу пакетов и леденцов Тарас подметил чётко, — сказал Серёжа, — я тогда не спал и подслушал ваш разговор. Моя зарплата — четыреста гривен в месяц. Но двести, по нашей обоюдной договорённости, óпер забирает себе, только это между нами, — добавил Сергей. — Может купить передачу, а может положить на лицевой счёт. А передачи он покупает здесь, через дорогу, в магазине «Продмэкс», чтобы далеко не таскать. Я, кстати, ему об этом сказал и Тараса попросил убрать из камеры. Меня могут, если я попрошу, забрать из камеры прямо сейчас. Или мы можем посидеть вместе до моего отъезда. Какая разница, ты же уже знаешь. И у нас всё в порядке. А не будет меня — будет кто-то другой.
Я сказал Пяткову, что нет никакой разницы и что всё действительно в порядке, он просто делает свою работу. Но долго я и Сергей вместе не сидели. Через несколько дней его заказали с вещами. Может быть, перевели в другую камеру. Я дал Сергею с собой чаю, сигарет и немного еды. А также Олин телефон. Сказал, что, может быть, когда-нибудь ещё встретимся.
В этот же день ко мне подселили нового сокамерника. Он сам занёс в камеру матрас. А потом вернулся (видимо, в соседнюю камеру) и принёс потёртую клетчатую сумку.
— Туголуков, всё забрал? — спросил офицер.
— Да, — ответил мой новый сокамерник.
И дежурный закрыл дверь.
Туголукова звали Женя. Он был низенького роста, щуплый, маленький, в старых потрёпанных кроссовках, потёртых чёрных джинсах и вязаном синем свитере с высоким воротником. Из сумки он достал и повесил на вешалку чёрную джинсовую куртку (явно на несколько размеров больше) с подшитой серой байковой подкладкой. В ящик тумбочки выложил мыльницу, зубную щётку и пасту под названием «Лесная». В тумбочку на полку он положил в прозрачном полиэтиленовом пакете чай (мелкий, светлый — видимо, грузинский) и железную кружку. На тумбочку со своей стороны поставил прозрачный пластиковый стакан — то ли из-под супа «Мивина» с содранной этикеткой, то ли ещё из-под чего-то — с потёртой крышечкой «Сметана» и леденцами без фантиков внутри.