— Вот где собака порылась, — с ехидным лицом громко сказал из клетки Маркун, вероятно, демонстрируя окружающим доброе расположение к нему Лясковской.
— Мы знаем, Маркун, кто там порылся, — скорчив гримасу, сказала ему Лясковская.
После этого она спросила у адвокатов, были ли листы. Владимир Тимофеевич — видимо, опасаясь, что сейчас кто-нибудь встанет и скажет, что вырвал листы по его, Владимира Тимофеевича, поручению, — посмотрел свои записи и сказал Лясковской, что, когда он знакомился с делом, протокол допроса Старикова, о котором идёт речь, в деле был, и именно под той нумерацией страниц, о которой говорит прокурор. Это также подтвердили и другие адвокаты. Лясковская сделала перерыв на один день и распустила участников процесса.
На следующий день дежурный от Маркуна (который, видимо, был у адвоката или в кабинетах оперативников — что за ним если не водилось, то замечалось, когда он вдруг из ниоткуда появлялся в коридоре следственного корпуса, выводной Коля раздражённо говорил выглядывавшим из кабинетов «закройте дверь», а Маркун, увидев знакомое лицо, расплываясь в улыбке и застенчиво опуская глаза, добавлял «я по своим делам») передал мне газету, в которой снова была статья с комментариями работников прокуратуры о ходе судебного следствия, и уже как об установленном факте о совершённых мной преступлениях, заканчивающаяся словами «…подсудимые в клетке…», как будто намекая на меня, так как более ни о каких подсудимых в статье не шла речь, «…ещё не один раз заставят понервничать судью…»
В начале следующего судебного заседания я огласил заявление и копию для приобщения к протоколу о том, что журналисты и работники прокуратуры разглашают данные судебного следствия, а инцидент с вырванными из тома листами связываю именно с действиями прокурора и прокурорских работников, любыми способами старающимися — не мытьём, так катаньем — повлиять и склонить мнение суда на свою сторону.
— Шагин, мы не можем влиять на журналистов, — сказала Лясковская.
А прокурор тут же заявил ходатайство о приобщении вместо вырванных листов оригинала протокола допроса Старикова в ИВС в присутствии адвоката ксерокопии этого протокола. И все участники процесса вместе со Стариковым поддержали это ходатайство.
Лясковская взяла у прокурора листы и сказала, что на будущее всех предупреждает: в прокуратуре имеется полная копия дела.
После чего прокурор попросил огласить протокол допроса Старикова в ИВС в присутствии адвоката.
Протокол допроса содержал его показания о том, что он подтверждает все ранее данные им показания о том, что все преступления ему заказывал Шагин.
На вопрос прокурора, как Стариков может это объяснить, тот ответил, что он в ИВС делал то, что от него хотели оперативные работники. А адвокат был ими же навязан его жене, от которого по приезде в СИЗО он сразу отказался и дал показания, которые полностью совпадают с его показаниями в суде.
Можно было к этому ещё добавить, что, по обвинительному заключению, не все преступления Старикову заказал Шагин. По убийству Хвацкого был другой заказчик. Но защита Старикова, видимо, подразумевала, что это видит судья.
Поскольку к Старикову больше вопросов не было, суд приступил к допросу Гандрабуры, который сообщил, что по просьбе Макарова устанавливал домашний адрес Подмогильного. И что всё остальное — то, что присутствует в его протоколах допросов на предварительном следствии за исключением его показаний в СИЗО в присутствии адвоката, которые полностью совпадают с его показаниями в суде, — ему навязали разными способами сотрудники милиции. Как и то, что он на «БМВ» чёрного цвета привёз Вишневского на место преступления, потом увёз его с места преступления, во время движения по мосту сбавил скорость и с правого ряда через боковое окно пассажира выкинул в Днепр пистолет. А «БМВ» вместе со Стариковым и Маркуном разобрал на запчасти, а корпус распилил на куски (ни пистолета в Днепре, ни кусков распиленного «БМВ» обнаружено не было).
Прокурор попросил суд огласить показания Гандрабуры, данные им 7 мая 2000 года, в качестве подозреваемого в РОВД: