До дня оглашения приговора я занимался английским, а по вечерам разговаривал с Олей и мамой по телефону. Раз в неделю меня также посещал адвокат.
Владимир Тимофеевич, как обычно, приходил после обеда. Так же приносил от Оли пирожные и шоколадки. Никаких предположений о приговоре не делал. Оле он говорил, что у него есть всё, чтобы доказать мою невиновность. Но оправдательного приговора не будет — он говорил, дадут лет десять. Олин папа говорил ей, что встречался с Азаровым и там шёл разговор, что надо мне дать хотя бы по статье «знал и не сказал». Я же Оле говорил, что, кроме того, что я ничего не знал, а если речь идёт о том, что я знал, что рэкетиры из меня вымогают дань, то это не преступление, поскольку каждый потерпевший, если в отношении него совершается или совершилось преступление, знает об этом преступлении, но за то, что знает, и даже если он не обратился в милицию, а пожалел или простил своих мучителей, то не может за это нести уголовную ответственность — сама эта статья предусматривает до трёх лет лишения свободы, а я уже три с половиной года нахожусь в тюрьме. «И всё, что говорит Азаров твоему папе, или то, что говорит твой папа тебе, — говорил я Оле, — это не более чем брехня».
Когда на следственке я встречал Леонида, он говорил, что всё будет хорошо, и добавлял, что они меня боятся. Но что «хорошо» и кто «они», не уточнял. А я не переспрашивал.
Маркун говорил, что надо два миллиона долларов, чтобы вернуть дело на доследование, и что он знает, кому платить, и придумал схему с двумя ключами от сейфа в банке, и что Лясковская уже напечатала обвинительный приговор; срокá он не называл, как и постановление на доследование. Оправдательный приговор, как он говорил, будет стоить очень дорого. Но кому оправдательный и сколько будет стоить, не называл. А я не уточнял и не спрашивал.
Кроме того, мне сказали, что Лясковская готовит только один эпизод на доследование — эпизод Калиушко. И если всё дело было шито белой нитью, то этот эпизод Калиушко, с показаниями о взятке, с покупкой ею квартиры, которая подтверждалась, и с существованием «Стар Блюз» и «Невский ветер» на несуществовании которых строился этот эпизод, выглядел пришитым к делу, как воротничок к брюкам или ширинка к рубашке.
Я же говорил Оле, что, если снять эпизод Калиушко, то по цепочке, как свитер за нить, распустится всё дело. И прокуратура будет настаивать на обвинительном приговоре по всем эпизодам. Но законным может быть только оправдательный приговор. И просил ни с кем не идти на контакт и не обсуждать какие-либо результаты.
По TV несколько раз прокрутили запись передачи Стогния. «Уставной фонд предприятия “Топ-Сервис” по оценкам специалистов составлял 100 миллионов долларов, но такие воры не нужны Украинскому государству».
Номер телефона, который у меня на наре оставил Юра, я разорвал и выкинул в тот же день.
12 февраля Оле исполнялось 30 лет. Дата была юбилейная, и я решил ей на день рождения подарить внедорожник «Прадо» и разместить по городу несколько десятков биллбордов с поздравлением. Такой способ поздравить Олю не имел какой-либо подоплёки. Мне хотелось, чтобы её юбилей запомнился не только тем, что я находился в тюрьме и по сфабрикованному делу мне прокурор запросил четыре пожизненных заключения, но и тем, что могло бы принести положительные эмоции. Вика нашла фотографа, изготовившего в студии несколько профессиональных фотографий Оли. Женя, мой брат, — рекламную фирму для организации поздравления. И в день рождения — 12 февраля — в центре Киева на перекрёстках, круговых развязках и других видных местах появилась на шестиметровых биллбордах Олина фотография с надписью: «С днём рождения, любимая!» На фоне моего местонахождения поздравление выглядело эпатажным.
И контролёры, и другие работники СИЗО, знавшие Олю, подходили и говорили, что видели её фото — кто там, кто здесь — и просили передать поздравления. Оля сказала, что её начали узнавать в магазинах, а иногда просто на улице. И что сначала думали, что это Медведчук так поздравил свою жену.
Трофимов сказал, что один щит стоит у СИЗО. Я — что ещё несколько десятков по городу. Он сказал, что знает.
— Я всё понял, — сказать Леонид, — сосать.
Леониду нравились два из рассказанных мною анекдота. Один — из его любимых. Один — из нелюбимых Маркуна.
Один из анекдотов повествовал, как девочка на небольшом малолитражном скромном автомобиле типа Фольксваген-«Жук» жёлтого цвета въехала в зад чёрному «БМВ».
Из «БМВ» вышел крутой, из братвы, парень.