Через несколько часов после завтрака была прогулка. Открылась дверь в «бункер», в коридоре послышались голоса. Защёлкали электрозамки на дверях камер. Дима и Анатолий надели оранжевые куртки с натрафареченными чёрными буквами на спине «довiчне ув’язнення». Я тоже переоделся в оранжевую робу.
— Теперь выход на прогулку обязательный, — сказал Дима. — В камере будут проводить обыск, каждый день проводят. А раньше можно было не выходить по полгода.
Начала открываться дверь. Я и мои соседи отошли к полке к окну, столпившись в узком проходе.
— Подаём руки, — сказал голос из-под чёрной балаклавы (вязаной шапочки с вырезом для глаз). Молодой человек был одет в чёрную форму, бронежилет и высокие кожаные ботинки. На ремне у него висела резиновая дубинка, а в кармане был газовый баллончик. На руках — кожаные перчатки с обрезанными пальцами. За ним стояли ещё несколько спецназовцев и тюремный работник с собакой.
Первым к дверной решётке, которую поставили после попытки побега, подошёл Дима. Повернулся спиной, подал руки в окошко в решётке и вернулся на место. Потом наручники надели мне и Анатолию.
— Выходим по одному на коридор, — прозвучала команда после того, как открылась решётка.
Первым вышел Дима, и через некоторое время два спецназовца увели его под руки головой вперёд.
— Следующий! — прозвучала команда.
Я вышел в коридор.
— Здоровый кабан! — сказал кто-то.
— Встань лицом к стене, ноги шире! — командовал ближайший спецназовец.
Я демонстрировал подчинение. Меня обыскали и под руки, головой вперёд повели по коридору через дверь из «бункера» по узкой лестнице вниз, на улицу — во дворики «бункера» ПЛС.
Небо было ясное, и у одной из стен чувствовалось тепло лучей мартовского солнца. Час прогулки прошёл быстро, и нас по одному отвели в камеру.
В этот же день меня посетил Владимир Тимофеевич.
— Шагин, без вещей! — прозвучал через дверь голос дежурного. Я натянул оранжевую робу поверх спортивных штанов и куртки.
— Готов? — переспросил дежурный, и дверь открылась. Я подошёл к решётке, повернулся спиной и подал руки. Мне застегнули наручники. В коридоре ожидали корпусной, офицер и конвойный с собакой. Дима вложил мне в руки пакет с тетрадью и ручкой. Меня повели на следственку. В то время, когда офицер говорил мне «стой», он закрывал двери всех хозпомещений в коридоре следственного этажа «Катьки» и давал команду встать лицом к стене хозработникам, если те встречались на пути. И только после этого конвой двигался дальше через подземный туннель на корпус следственки.
Я прошёл в клетку. Корпусной снял с меня наручники и задвинул дверную решётку, после чего на две скобы повесил замок. Я разместился на прикреплённой к полу табуретке. Контролёр — у двери в противоположном углу. Офицер и корпусной вышли из кабинета, закрыв за собой дверь.
Через некоторое время зашёл Владимир Тимофеевич. Посмотрел на меня, на сидящего в углу дежурного, что-то хотел сказать, очевидно, о конфиденциальности встреч осуждённого с адвокатом. Но я сказал: «Здравствуйте, Владимир Тимофеевич» и махнул рукой в сторону дежурного. Тот сидел на табуретке, напрягся и сохранял молчание, как будто заранее проинструктированный ни в коем случае не покидать вверенное ему место. Владимир Тимофеевич обошёл клетку и через окошко поздоровался со мной за руку.
— Маловата, — кивнул он на оранжевую робу, натянутую на спортивный костюм. Потом достал из папки пару пирожных и шоколадки. Но дежурный громко сказал, что передавать ничего нельзя. И Владимир Тимофеевич положил пирожные, шоколадки и сигареты на стол. Я сказал, что в камере всё в порядке. Владимир Тимофеевич сообщил, что на днях я должен буду получить копию приговора, и начнётся ознакомление с протоколами судебных заседаний. Я попрощался с Владимиром Тимофеевичем, и он вышел в коридор, сказав, что мы закончили. В кабинет зашёл корпусной. Я предложил ему со стола взять пачку сигарет, а пирожные и шоколадки отнести Нине.
— Сейчас, — он сказал и вышел в коридор. Потом вернулся и сказал, что она не взяла.
— Тогда скушайте сами, — сказал я.
Пирожные остались лежать на столе. Пару шоколадок корпусной дал дежурному, а остальные распихал по карманам. Через некоторое время пришёл офицер, и я попросил у него разрешения взять с собой сигареты. Он проверил пачки, вынул из них фольгу и отдал мне. Потом дал пирожные: как раз получилось ещё по штуке Диме и Анатолию. Я поблагодарил офицера и, повернувшись спиной, подал руки. Открылась двигающаяся в сторону дверь клетки, и на меня вновь надели наручники. После этого, повернувшись, с табуретки за спиной я взял пакет, и меня увели в камеру.