Через несколько недель Сергея-людоеда отсадили, а в камере в этот же день появился новый сокамерник, осуждённый в этот же день к ПЖ. И ДПНСИ так же сказал: «Смотрите». На вид ему было лет двадцать — черноволосый худощавый парень. С его рук сняли наручники, предварительно положив в камеру скатку и сумку с вещами, отобранными на шмоне для пользования в камере. Закрылась дверь, и он с недоверием посмотрел на присутствующих.
— С суда? — спросил Дима.
— Да, сегодня осудили, — ответил он.
Вновь прибывшего также звали Сергеем, и он тоже был из Белой Церкви.
— За что? — спросил я, пока Анатолий и Дмитрий занимались приготовлением ужина.
— Неплохо живёте, — Сергей посмотрел на телевизор и на пачку фильтровых сигарет, а потом под нары — на лежавшие на газете яблоки и репчатый лук. — Я баланду беру.
— Вот, спасибо Игорю Игоревичу и его супруге! — сказал Анатолий.
— И администрации, — добавил я.
— Можешь не брать, — сказал Дима. — А когда закончатся, будем брать.
Я дал Сергею сигарету, и он подкурил.
— Убийство троих, — сказал он.
— А из каких мотивов? — спросил я.
— Ревность, а написали, что корысть. Я в отпуск из армии приехал на десять дней. Выпил с приятелем. А он давай мне рассказывать, что моя девчонка гуляла с другим. Я сначала к ней, а она не писала — не хотела расстраивать. Я и раньше об этом знал — мне написали. А я не поверил. Ещё выпил, ночью к нему, знал, где у него ружьё. И застрелил его. Вышла мать. И её. А потом отца. И утром обратно в часть. Оттуда меня и забрали. Соседи написали, что в доме не хватает ценных вещей. И мне дали корысть. А была бы ревность. И, может быть, не было бы ПЖ.
Толик расстелил на своей наре газету. Сергей кушал, сидя на моей наре. Дима с миской разместился на скатке под решёткой двери.
После щелчка электрозамка входной двери и голосов в коридоре Анатолий стал расстилать свою нару.
— Я буду спать на полу, — твёрдым голосом сказал Сергей.
— Нет, будешь спать со мной! — улыбаясь, сказал Анатолий.
— Это тебе там всякой хуйни наговорили, — сказал Дима, — что тут «пыжики» друг друга ебут.
— Да, — сказал Сергей. — В камере сказали, что, поскольку там баб нету, ебут друг друга.
Анатолий отвернулся к стене. Дима показал Сергею, как расстелить скатку, чтобы осталось место для него. Я дал Сергею пачку сигарет.
— Только кури вот здесь, на коридор, — сказал Дима.
Я лёг спать. Дима сел на скатку и продолжил читать.
На следующий день Серёга — корпусной — после прогулки принёс телефон. Оля сказала, что с доставкой в СИЗО оплатила необходимый металл, листовое железо, уголок. Мама сообщила, что собирается приехать на свидание. После приговора, пока он не был рассмотрен Верховным судом и не вступил в законную силу, осуждённые числились за Апелляционным судом, и Лясковская стала давать разрешения их родственникам на краткосрочные свидания. И мама сказала, что на следующей неделе выедет из Санкт-Петербурга. На следующей неделе меня посетил адвокат, сказав, что мама уже в Киеве и собирается прийти ко мне на свидание в пятницу вместе с Олей. В назначенный день меня вывели из камеры за дверь участка ПЛС через коридор следственного корпуса «Катьки», провели через внутренний двор СИЗО и на второй этаж в корпус, в котором была расположена клетка для краткосрочных свиданий для пожизненно заключённых. Она состояла из трёх секций для проведения при необходимости одновременно трёх свиданий. Секции между собой были разделены железной решёткой. В каждой секции были железная табуретка и телефонная трубка перед плексигласовым, зарешёченным крашеной арматурой стеклом. Меня завели в среднюю секцию клетки. Я сел на табуретку, и после этого дежурный снял с моей левой руки наручник, пристегнул мою правую руку к железной ножке табуретки и закрыл дверную решётку секции клетки. Так я оставался сидеть несколько минут. После чего офицер через дверь из небольшого коридора в помещение перед оргстеклом завёл маму и Олю. На глазах у обеих были слезы, а на лицах — улыбки.