Дни и ночи становились жаркими, и в камере теперь можно было находиться лишь в раздетом состоянии. Лампочку в зарешёченной отдушине в камере стали называть солнышком, а газетку, вывешиваемую на решётку перед лампочкой, — тучкой. При наличии пяти человек в камере на подиуме можно было спать только на боку. А чтобы кожа не прилипала к доскам, на них стелили: в ноги — спортивные штаны или брюки, под тело — футболку или рубашку, а под голову — полиэтиленовый кулёк с тем, у кого что было.
Утром меня в очередной раз посетил адвокат. Он принёс пару бутербродов, которые я теперь мог взять с собой, и пару пачек сигарет. Адвокат сказал, что теперь раз в месяц мне будут разрешены передачи, но только от ближайших родственников, и поэтому Оля (хотя бы поэтому) предлагает узаконить наши отношения. А все документальные дела с разводом мама с Олей уладят сами. Так я и поступил.
Перед обедом я вернулся в камеру. Замша расстелил на подиуме газету и принялся получать миски с первым и вторым, кружки с компотом, хлеб и ложки. Когда всё это стояло на подиуме, Замша позвал всех к столу. Он отдельно обратился к Руслану, который лежал у стены и о чём-то думал. Тот присел, потом поднялся в полный рост — то ли для того, чтобы выпрямить затёкшие ноги, то ли для того, чтобы спуститься на пятачок и там как-то пристроиться поесть. И… тут же плюхнулся головой вперёд на стол и свалился под сцену. Каша с супом разлетелись по всей камере, а Руслан в проходе, лёжа на спине с согнутыми в коленях ногами, забился в конвульсиях. Падая, он издал не человеческий, а похожий на поросячий визг; его трясло, и из его рта шла пена. Замша сориентировался очень быстро и хладнокровно.
— Эпилепсия! Ложку давай! — крикнул он.
Я быстро передал Замше ложку, и он впихнул её Руслану в рот.
— Иначе язык бы заглотил и задохнулся, — сказал Замша.
Руслан начал хрипеть, а через некоторое время из-за криков и стука в дверь прибежали дежурные и выволокли его за ноги в коридор.
— Что же он сразу не сказал, что у него эпилепсия? — сказал Замша.
Он, Руслан, выглядел так, как будто чем-то болен, и был очень похож на эпилептика.
— Ну, теперь его точно уже к нам в камеру не посадят! — заверил всех Замша.
Мы собрали миски и навели на сцене порядок. Когда Замша сдавал посуду, то, когда он подошёл к кормушке, дежурный сказал ему, что наш сокамерник сошёл с ума: когда его вытащили в коридор, он встал и набросился на дежурного. Ему дали пизды — и теперь он сидит в карцере и к нам больше не вернётся.
Но через некоторое время открылась дверь, и Руслана завели в камеру.
Дежурный сказал, что его осмотрел врач, что был приступ эпилепсии, а так, в общем, всё в порядке. Руслан начал расспрашивать, где он находится и что тут делает, а когда я пытался проявить к нему сострадание, он набросился на меня с кулаками.
— Не трогай его, — сказал Замша, — пускай полежит у стенки, отойдёт.
Через некоторое время Руслан отошёл. Ему объяснили, что он в тюрьме и напомнили, что он до этого рассказывал, — он снова начал вспоминать о жене и детях, и у него на глазах появились слёзы. Я сказал Руслану, что будет лучше, если он напишет заявление на имя начальника ИВС, текст которого я составлю, а сокамерники подпишутся.
На следующий день заявление было передано начальнику; в тексте содержалась просьба по причине частых приступов эпилепсии перевести Руслана или в больницу, или в тюрьму. Буквально через час Руслана забрали.
В этот же день Дмитрий был у адвоката, и тот сказал, что Дмитрию скоро будет предъявлено обвинение, а также что его мама сегодня привезла передачу. В этот день в камере был пир: сало, колбаса, свежие помидоры, огурцы… Нельзя сказать, что продукты скрашивали обстановку, но их наличие всё же придавало бодрости и сил. Замша ел и не мог остановиться. В лагере он вряд ли такое видел. И мы не отставали. В камере не было места, где можно было бы хранить продукты, и при такой жаре в течение двух дней они пропадали.
Дмитрию передали сигареты и спички, поэтому куревом камера была обеспечена впрок. Чай в передачах не принимали — под предлогом, что его негде варить. Я сказал, что и у меня скоро будет передача, и все дружно советовали, что занести мне в список.