Я поставил число, подпись и на следующий день передал дополнения к кассационной жалобе на тридцати листах в спецчасть.
Анатолия уже неделю не было в камере. В один из дней в шесть часов утра его заказали на этап. Он и Дима были утверждены Верховным судом и, находясь в СИЗО, каждый день ожидали отправки на ПМЖ (как говорили «пыжики», на постоянное место жительства в Винницкую или Житомирскую тюрьму). Только эти тюрьмы, которые исполняли роль так называемых «крытых» для отбывания наказания осуждёнными к определённому сроку за тяжкие преступления, кому из назначенного срока дали несколько лет (от года до пяти) тюремного заключения, принимали пожизненно заключённых (участки ПЛС на лагерях только начинали строиться). Я дал Анатолию сигареты и чай. Он забрал с собой пакет с рисовыми хлопьями и приправы — сказал, что пригодится.
Анатолия — в оранжевой робе, с руками, застёгнутыми за спиной, — вывели из камеры. Дима, в наручниках впереди, вынес в коридор его сумку и скатку. Осуждённым на ПЛС не говорилось о конечном пункте их следования.
Через несколько дней Сергея, оказавшегося на ПЛС после десятидневного отпуска из армии, перевели в другую камеру. Некоторое время мы с Димой находились в камере вдвоём. Дима не скрывал совершённое им преступление: он убил 21-летнюю девушку. Говорил, что ему дали ПЗ, поскольку не дал показания против её подруги — его любимой девчонки, — что именно та заказала её убить. «Попросила», — уточнил Дима. Он рассказал, что был арестован через несколько дней после преступления и дал показания, что совершил убийство по своей инициативе. Однако в квартире убитой он был не один, а со своим знакомым, которого попросил подстраховать его, если зайдут соседи или в случае других непредвиденных обстоятельств. И этот знакомый, выходя из комнаты, где находилась убитая (которая, кстати, была задушена ремнём), бросил, как сказал Дима, с непонятной целью на труп девушки заранее приготовленную карту — пиковую даму, — о чём Дима не знал и что, соответственно, не указал в своих показаниях. А это дало подозрение, что преступников было двое. Сотрудники милиции нашли отпечатки пальцев и по ним установили личность знакомого, арестовали его — и он во всём признался. Ему дали пятнадцать лет. Преступление — убийство — квалифицировали «из корысти», потому что, как Димой было спланировано, они забрали из квартиры микроволновую печь, телевизор и электрочайник, которые выкинули в мусорный контейнер в одном из окрестных дворов. Когда к Диме пришли, оперá сказали, что его видела соседка. Дима прочитал в деле показания своей любимой девушки: оперá сначала пришли к ней, и она написала, что слышала от него, будто он убил ее подругу. Потом пришли к нему. Показаний соседки в деле не было.
— Пока я находился под следствием, она привозила мне передачи, — сказал Дима. — Как только мне дали ПЖ, она перестала звонить моей маме, и больше я о ней ничего не знаю.
Позже Дима рассказал, что они были лучшими подругами, очень красивыми девчонками. Одна из них блондинка (потерпевшая), другая брюнетка. Потом у них началось противостояние, и обе стали друг другу делать пакости. Когда потерпевшая открыла дверь, она спросила:
— Вы пришли меня убивать?
— Да, — ответил Дима.
Она не оказывала сопротивления.
— А вторую, — сказал Дима, — менты посадить не смогли. Они забрали у неё квартиру и трахали всем РОВД.
На участке ПЛС работали те же контролёры. Смены менялись на несколько месяцев, заступая с корпуса на корпус, и на спецпосте ПЛС появлялись те же дежурные, которых я встречал ранее, находясь в следственных камерах. Один из контролёров, перешедший на должность собачника, рассказал, что именно ему в ногу выстрелил пожизненник при побеге.
— Слушай! Я не поверил своим глазам, когда увидел у него пистолет! Я давай обратно давить дверь, да куда там! Они выскочили, потом он выстрелил, сказал «давай ключ и код замка». Собака бедная от выстрела перепугалась — вырвала поводок и убежала за угол. Они вышли на коридор и закрыли за собой дверь. Закрыли меня тут, — рассказывая, контролёр улыбался; он уже двадцать лет работал в тюрьме, слышал разное, но что такое может быть и с ним, не мог даже предположить. — Я давай звонить, докладывать, что с ПЛС вооружённый побег. А мне: «Ты что, напился? Иди проспись!» Я три раза звонил и ещё полчаса объяснял, пока мне не поверили и объявили тревогу. Пуля чиркнула по ноге — оставила синяк. Хорошо, хоть не убили! — На его лице снова появилась улыбка. — Потом следствие, потом реабилитация, потом отпуск… Вот, только недавно вышел на работу.
В СИЗО с осуждёнными на ПЛС у контролёров отношения были такие же, как с заключёнными на следственном корпусе. Контролёр мог поговорить с тобой возле кормушки, после смены позвонить и передать на словах что-нибудь родственникам или знакомым. Сходить на другой корпус. Или за деньги (у кого они были тут или давались там) принести что-нибудь со свободы. Мог попросить бутерброды и сигареты или за те же бутерброды и сигареты что-то передать в соседнюю камеру, если это было нужно. Правда, были и такие, кто относил просто так. Говорили: «У вас передачи раз в полгода». На ночной смене один из контролёров, когда Дима предложил ему что-нибудь сделать поесть, протянул в кормушку стеклянную банку с пластиковой крышкой и сказал: «Возьмите, вы съешьте. Это печёнка — жена мне на ужин нажарила. Когда вы такое попробуете ещё раз?» Это был молоденький, невысокого роста худощавый парень, заступивший на «бункер» ПЛС второй раз. Я не отказался, угостил контролёра сигаретами, а для его жены передал несколько плиток шоколада. Он сначала отказывался, а потом сказал, что возьмёт только для того, чтобы показать, как пожизненно заключённые поблагодарили его жену за печёнку. Поскольку в камере стекло не было разрешено, контролёр попросил утром баночку вернуть.