— Большому кораблю — большое плавание!
С Виктором мы говорили о политике — он очень внимательно следил за изменениями в стране — и каждый день играли утреннюю партию в шахматы. Как он сам говорил, получал большое удовольствие от моей нестандартной тактики игры, что, с его слов, заставляло его понервничать, а иногда и проигрывать. Мне же, в свою очередь, доставляло удовольствие кормить Виктора борщом из свежего мяса, которое маленькими кусочками и далее от Оли шло через адвоката, а также всеми возможными каналами. И под борщ поить водкой «Союз Виктан», пара бутылок которой всегда была в запасе под нарами в сумке у Руслана.
Руслан же объяснял свою любовь к водке «Союз-Виктан» тем, что её выпускает его друг Саша Ефремов, с которым, то есть под которого он сидел и которого очень уважает, поскольку тот ставит ногу вверх на шпагат. Он говорил, что это один из братьев преступной крымской группировки Башмаков, которым и принадлежит завод «Союз Виктан». Виктор — это старший брат, а Таня — его жена, что и образовывало «Союз Виктан» (позже я сидел в одной камере с Сашей Ефремовым). Это была его легенда.
Виктор Привалов, пока окончательно не определился с суммой уплаты, каждый день ходил на следственку знакомиться с делом. С собой он всегда просил конфеты или шоколад — подкармливать девочку, которая у этого же следователя одновременно с ним в кабинете знакомилась с материалами дела. Виктор с этой девочкой были как бы товарищами по несчастью. Как он говорил, у неё была статья «Попытка к бандитизму», которой не могло быть, как и попытки взятки. Взятка или бандитизм либо есть, либо их нет. Девочку звали Сова, ей было девятнадцать лет, из которых два года она уже провела в СИЗО под следствием. Виктор даже как-то попросил меня на неё посмотреть, когда я был у адвоката, а он с Совой, каждый со своим делом, знакомились в соседнем кабинете. Сова была чёрненькая, маленькая, очень симпатичная и почти ещё дитя. На суде, как говорил Виктор, ей светит пятнадцать лет. Сова проходила по делу Шухера — её парня, который везде возил её с собой. В своей компании, которая квалифицировалась как банда, он отличался дерзостью, но никогда не убивал. Ему инкриминировалось, как говорили, порядка семидесяти покушений. И спасти Сову от такого приговора могла только беременность, что искусственным способом по какой-то причине не получалось, а натуральным было практически невозможно. Женский корпус находился отдельно от мужского, и женщин водили отдельно от мужчин. В кабинете всегда был следователь. Адвокаты были государственные, и разрешения им давали в разные дни — видимо, просчитывая возможное развитие ситуации. Спустя некоторое время Сова всё-таки забеременела. По этому поводу в СИЗО была шумная проверка. А проходящие по делу написали, что она забеременела прямо в зале суда в клетке. На вопрос, как такое может быть, они написали, что просто отвернулись.
Я каждый день разговаривал с Олей и мамой, иногда с Александром Иосифовичем — Олиным папой, который предлагал помочь (если он будет этим заниматься) за деньги разрешить вопрос моего освобождения. Я вежливо отказывался от таких предложений, поясняя, что свою судьбу буду разрешать только по закону. Александр Иосифович же искренне старался быть участным и отправил Олю на банкет, где должно было быть одно из самых, судя по его брифингам и пресс-конференциям, заинтересованных лиц в этом деле — генерал Опанасенко, — «чтобы Оля с ним поговорила».
Оля с ним там поговорила. Увидев Олю, он встал и громко сказал:
— Познакомьтесь: сука Шагина!
А потом Александр Иосифович занимался тем, что выкупал из милиции своего сына, которого посадили за перевозку наркотиков. Однако Александр Иосифович не сдавался, и от него продолжали поступать предложения.
В сентябре в Киеве состоялся Международный фестиваль искусств «Славянский базар», спонсором которого, по договорённости, ещё за полгода до моего ареста, с президентом фестиваля А. И. Злотником, выступило предприятие «Топ-Сервис». Реклама компании как спонсора не размещалась на фестивале, который транслировался по всем телеканалам Украины, и его заключительная часть проходила на открытой сцене в Киеве на площади Независимости. Представление было зрелищным, и, хотя было холодно, на сцене разместился большой симфонический оркестр, аккомпанировавший артистам. Я и мои сокамерники находились у телевизора. И параллельно я разговаривал по телефону с Олей, которая попросила, чтобы я срочно позвонил её папе. Александр Иосифович находился на сцене за рядом артистов, на которых были направлены камеры, и должен был выйти к зрителям с прощальной заключительной речью.