Это была его история. А потом совершенно неожиданно разговор перешёл на Шагина. Тарас сказал, что он слышал на боксах, что Шагин сейчас в тюрьме. Что все говорят, что Шагин очень серьёзный и очень богатый человек, но никто не знает, как ему это удалось. И пока Лагоша лежал, улыбаясь в потолок, а я опустил ноги на пол, Сергей Футболист косился на меня и спрашивал, что ещё говорят о Шагине. Тарас сказал, что говорят многое, но он не во всё верит. Потому что он знаком с Шагиным лично.
— Многообещающий человек! — сказал он и потыкал указательным пальцем вниз, на землю, в пол…
— Вот Шагин, — не выдержал Футболист.
Тарас знал, чтó сейчас с ним должны делать. Но его тело надеялось, что его будут бить. Он весь обмяк и, казалось, уменьшался в размерах. Его круглое лицо неожиданно приобрело угловатые формы, проступившие через обвисшую кожу скул и щёк, по которым вверх пробежал румянец, разлившийся красным цветом на мочках и раковинах ушей. А ровная полоса волос, казалось, сползла со лба на глаза.
— Молодец, — сказал я и протянул ему руку. — Игорь. Вот теперь тебя повезут в РОВД, и, хочешь ты этого или не хочешь, мы будем идти по одному делу.
Он поздоровался со мной за руку.
— Простите, пацаны, я всё понимаю, — сказал он.
И весь вечер просидел молча на койке, опёршись спиной о стену.
Перед Новым годом меня посетил второй адвокат, вступивший в дело. Елена Павловна была женой Владимира Тимофеевича, а в прошлом — до того, как получила адвокатское удостоверение, — полковником уголовного розыска МВД. И на альтруистических началах уже защищала Людмилу Круть, бухгалтера «Топ-Сервис Восток», и Светлану Кондратович, таможенного брокера этого предприятия и начальника таможенного отдела ООО «Топ-Сервис», которых спустя несколько месяцев после моего ареста закрыли на трое суток в РОВД по подозрению по ещё одному «делу “Топ-Сeрвисa”», но только по экономическому, которое уже расследовалось с 1997 года по подозрению «незаконного хищения НДС по закону». Светлану Кондратович и Людмилу Круть продержали трое суток в камерах, стращали и пугали, требовали, просили и уговаривали в обмен на освобождение и гарантии генерала Опанасенко вступить под программу защиты свидетелей и дать показания в отношении меня. Но то ли у Светланы и Людмилы нечего было сказать на себя и меня, то ли гарантии были не очень убедительными, однако через три дня, ничего не добившись, их отпустили домой. Как потом рассказала Светлана, Людмила по этому поводу не распространялась, — в её собственноручном в конце протокола допроса резюме значилось: она считает, что у следствия нет законных оснований полагать, что руководством ООО «Топ-Сервис Восток», где она являлась бухгалтером, а Шагин — директором, НДС у государства похищен, ибо НДС был добровольно возмещён предприятию государством согласно закону о возмещении НДС при экспорте продукции, и право на его возмещение было подтверждено как актами налоговых проверок, так и судебными решениями высших судебных инстанций.
Елена Павловна поздравила меня с наступающим Новым годом, передала поздравления и пожелания от мамы и Оли, а также еловую ветку, которую достала из-под свитера. И заверила меня, что в наступающем году я обязательно буду дома.
Оля передала на меня и на сокамерников праздничные передачи, а через каналы Руслана и Ирины, которые ради этого случая сами вышли на неё, — несколько бутылок спиртного (правда, перелитого в пластиковую упаковку) и большого игрушечного деда-мороза в очках, в красной шапочке с отворотом и белым бубоном и большой белой кудрявой бородой, который от хлопка в ладоши под музыку «jingle bells, jingle bells» начинал шевелить руками и головой и чуть ли не пританцовывать.
Так мы отметили Новый год. Лагоша лежал на наре и думал о своём, Сергей Футболист и Тарас негромко смотрели телевизор. А я рано лёг спать. Это был мой первый Новый год в тюрьме.
Утром 1 января 2001 года мы всей камерой вышли на прогулку. Всю ночь шёл снег — почти во всю длину и ширину решётки и железной сетки над головой лежали сугробы, и дворик напоминал грот, в котором редкие солнечные лучи, проникавшие через обвалившийся и осыпавшийся снег, оставляли замысловатые решётчатые тени на обледеневшем и утоптанном снегу на полу. А город, казалось, застыл в ожидании запоздалого новогоднего утра. В соседних двориках были слышны голоса немногочисленных вышедших на прогулку людей. А прапорщик-прогульщик в накинутом на плечи бушлате, открывавший двумя руками перед собой обитую железом дверь, из-под козырька низко посаженной на уши фуражки смотрел на тебя стеклянными глазами. Тюрьма ещё спала после буйной, а для кого-то — тихой и задумчивой новогодней ночи. В СИЗО все отмечают Новый год по-разному: кто с бутылкой шампанского на столе, если позволяют финансы или если устроился в богатом тройнике-камере. В других камерах покупают напитки попроще — водку или самогонку у дежурных. Третьи гонят самогонку сами, заквашивая заранее дрожжи из чёрного кислого тюремного хлеба и бросая их в воду с сахаром и потом договариваясь со шмонщиками, чтобы те не отшмонали бражку, либо висящую и играющую в плотных мусорных пакетах под фуфайками на вешалке, либо стоящую в тазиках с горячей водой в вёдрах под нарами. А кому повезло, и он заранее раздобыл пакетик гранулированных французских дрожжей, у того бражка выигрывалась за сутки. Потом каждый при помощи несложных аппаратов, изготовленных из двадцатилитрового пластикового ведра или пластмассового тазика, в который на четырёх верёвочках подвешивается мисочка, превращает свою бражку в самогон. В таз заливается бражка, кладётся пара кипятильников, и сверху таз накрывается плотным полиэтиленом, который по ободу тазика или ведра крепко обматывается верёвкой-канатиком, и всё это устройство ставится под воду, прямо под кран в умывальник (если помещается), или на парашу в туалет, куда по шлангу — настоящему или склеенному кипятильником из полиэтиленовых пакетов — делается подвод воды. Кипятильники включаются в розетку, бражка кипит, пары спиртов и сивушных масел конденсируются на охлаждаемом с обратной стороны водой полиэтилене, и по его прогибу самогонка стекает в мисочку. Потом устройство бережно разбирается и перезаряжается.