Это ничуть не смутило Рыбчинского. Он сказал, что не просто посидит за компанию, а даже съест кусочек одного из сырников, которые уже были выложены на пластиковой тарелке на столе.
— Ну прошу Вас! Как Вас по батюшке? Игорь Игоревич, прошу Вас больше меня не уговаривать! — улыбнулся Рыбчинский. — За Ваше здоровье и здоровье Вашей жены!
Он отломил половину сырничка и оставил её на тарелке, ожидая, когда я закончу выставлять продукты и сяду за стол.
— Голодовка должна быть голодовкой, — сказал он.
— Вторую половинку я съем в благодарность Вашей жене! — сказал Палыч. — Как Вашу жену зовут? Оля? И дай Бог здоровья Вашей жене! Я не на голодовке. Но я, честное слово, — Палыч поднёс руку чуть ниже адамова яблока, — не хочу.
Полагая, что аппетит придёт во время еды, я продолжал выкладывать продукты на стол, когда в коридоре загудел и щёлкнул замок входной двери, кто-то подошёл к кормушке и зазвенели ключи.
Не знаю: то ли это была случайность, то ли кем-то спланировано, или же так должно было быть. Пришёл Сергей-корпусной и предложил мне спиртное. Я сказал, что нужно два литра водки, причём нужно сейчас. И что дам телефон своей жены и напишу записку, чтобы она рассчиталась. Сергей-корпусной сказал, что телефон он знает, а там ему верят. И достал из-под короткой куртки из чёрного кожзаменителя пластиковую полуторалитровую бутылку из-под воды с водкой.
— Ну, Игорь Игоревич, так нечестно! — сказал Рыбчинский, увидев водку.
— Давайте помянем мою жену, — сказал Палыч.
Палычу — Сергею Павловичу — было пятьдесят пять лет. Полковник в отставке. Уже находясь на пенсии, он работал в военном тире, где проводил обучение военных и всех желающих стрельбе из пистолетов разных моделей. Был в своём деле профессионалом и, как потом рассказывал, мог, «качая маятник», двигаясь с места на место, попадать в цель, стреляя одновременно из двух рук.
Алла — так звали его супругу — была на три года моложе его. Вместе они прожили более двадцати пяти лет. Детей у них не было. При наличии других родственников Алла, как говорил Палыч, была для него единственным родным и близким человеком.
Палыч в СИЗО находился уже четыре месяца. Следствие закончилось больше месяца назад. Дело было передано в суд, и уже прошли четыре судебных заседания. Палыч обвинялся в совершении преступления, которое имело все признаки самообороны. Однако при отсутствии адвоката и работе следователя, который явно старался расследовать тяжёлую для себя статью, было квалифицировано как непреднамеренное убийство, грозящее заключением от семи до пятнадцати лет в лагере строгого режима.
Палыч возвращался со своей супругой домой, когда их по дороге встретил дальний родственник Аллы, который по причине финансовых разногласий в квартирном вопросе преследовал её нецензурной бранью и угрозами.
— Уйди с дороги! — сказал Палыч.
Однако тот вытащил нож — штык-нож от автомата Калашникова. Палыч, как военный, владел приёмами рукопашного боя. И когда родственник с ножом двинулся вперёд, Палыч автоматически схватил его за запястье, сделав шаг влево, а другой рукой за локоть — и нож по инерции движения корпуса воткнулся родственнику в живот. Палыч и его супруга тут же вызвали скорую помощь. Но нападавший скончался на месте. На допросе, выслушав показания Палыча о преследовании этим покойным родственником своей жены и при отсутствии адвоката (эта статья не предполагала обязательного присутствия адвоката, и Палыч решил себя защищать сам), вместо вопроса «Защищали ли Вы себя? Или кого Вы защищали?» следователь спросил:
— Вы защищали свою жену?
— Да, — сказал Палыч.
Следователь (или адвокат, которого не было) мог задать ещё вопросы о первой подсознательной реакции при угрозе жизни или инстинкте самосохранения. Однако он ограничился в протоколе Палыча «Да», что он защищал не себя, а свою супругу.
Из этого следовало, что внимание нападавшего было направлено не на Палыча, а на его супругу, и, будучи военным и владея приёмами рукопашного боя, Палыч мог просто заломать руку или выбить нож, который воткнулся потерпевшему в живот. И поскольку своим «Да», что он защищал жену, Палыч отрицал самооборону, вместо статьи, которая не предусматривала уголовное наказание, Палычу была вменена статья «Непреднамеренное убийство» — от семи до пятнадцати лет по Уголовному кодексу.