Только при покушении на Пацюка газовый пистолет, переделанный под мелкокалиберный патрон, с третьего выстрела дал осечку — и пули причинили потерпевшему лёгкие телесные повреждения, не пробив мягкие ткани лица.
Автомат без сбоя выстрелил два магазина. И все сорок пуль были в теле у преступного авторитета (как говорили, почти вора в законе и смотрящего за г. Киевом) Князева.
Суббота и воскресенье прошли в обстановке, типичной для тюремного быта.
«Лясим-Трясим», «жила-была» на стороне босяцкой части камеры.
Тайсон и Аслан сворачивали на столе пакованы для отправки в транзит и по нескольку сигарет, чиркаш и спички, замотанные в полиэтилен, для передачи на карцер.
Я занимался английским. Иногда кто-нибудь с серьёзным лицом подходил, спрашивал, что читаю и нет ли у меня «Архипелага ГУЛаг» или чего-нибудь в этом роде. Разговор не завязывался, и подошедший уходил. Чтобы поддержать беседу, я спросил у пакистанца: действительно ли у них в магазинах продаётся обувь, начинённая героином?
— Да, — сказал он. — И сбыт на экспорт налажен. И производство почти легально.
— А как производят? — спросил я.
— Я точно не знаю, но сложнее, чем ширку.
— А ширку? — спросил я.
И тут камера оживилась.
То ли следя за разговором и услышав интересную тему, то ли среагировав на слово «ширка», представители блатного мира подходили и делились опытом. Серьёзное выражение на их лицах сменялось довольным и весёлым. И в скором времени почти все собрались около моей нары в дружественной интересной беседе.
Тайсон громко выдохнул воздух и поглядел на меня.
— Фух! — как будто замаялся паковать кульки. Мои глаза встретились с глазами Аслана, и на его лице появилась улыбка.
Следующее судебное заседание состоялось без отлагательств. Адвокат Трофимова, Марина, в тот же день, попрощавшись с ним, отказалась его защищать. Предусмотрев это, Леонид нанял нового адвоката.
Были допрошены трое сотрудников милиции, проводившие допросы Трофимова в РОВД и в ИВС. Они отрицали применение к нему пыток. А резаные раны на его голове и наложенные швы, о чём свидетельствовало медзаключение, объясняли тем, что он пытался выпрыгнуть в окно. А все показания давал добровольно. Также они отрицали предложенную ими сделку о его освобождении в обмен на нужные показания, о которой свидетельствовал Трофимов.
Следующим был допрошен начальник ИВС. Он сказал, что помнит Трофимова — с ним в ИВС проводились следственные действия. И всё происходило в рамках закона, без применения психологического и физического воздействия.
В деле находилось постановление о розыске Трофимова, датированное следующим днём после того, как с ним были проведены следственные действия в ИВС, и судья задала вопрос начальнику ИВС:
— Как Трофимов покинул изолятор временного содержания?
— Как, как, — ответил начальник ИВС, — сам ушёл.
— Ясно, — сказала Лясковская.
Последним был допрошен старший следователь по особо важным делам, возглавлявший следственную группу на досудебном следствии до назначения Демидова, — Штабский.
Он дал показания, что возглавлял следственную группу с момента расследования убийства Князева первые полгода.
Штабский подтвердил, что выносил постановление о розыске Трофимова после того, как его не оказалось в ИВС. Он ответил на вопрос судьи, что все подозреваемые по делу давали показания добровольно.
— Ваша честь, — сказал адвокат Лазаренко.
— Я помню, — сказала Лясковская. — Скажите, пожалуйста, — она ещё раз обратилась к Штабскому, — это Ваша подпись на протоколе допроса?
И она показала Штабскому протокол допроса Моисеенко и Середенко в Хмельницком.
— Да, — ответил он. — Это моя подпись.
— А это Ваша подпись? — и Лясковская показала Штабскому протокол допроса Ружина и Лазаренко в тот же день и в то же время в Херсоне.
— Да, — ответил Штабский.
— Вы проводили эти следственные действия?
— Нет, — ответил он.
— А как Вы можете объяснить, откуда Ваши подписи на протоколах?
— Я не знаю. Объяснить не могу, — ответил Штабский.
— Скажите, пожалуйста, — сказала судья, — видели ли Вы схему, на которой, как говорят подсудимые, были фотографии и стрелками расписано, кто совершал и кто кому заказывал преступления. Была ли такая схема?
— Да, — ответил Штабский. — Эта схема поступила нам в прокуратуру из СБУ. За несколько месяцев до убийства Князева.
До конца недели суд опросил оставшихся по эпизоду свидетелей. Жену Ружина и жену Лазаренко, которые подтвердили, что получали от Трофимова деньги и давали расписки о полученных суммах. А также всех членов следственной группы. Те в суде утверждали, что все следственные действия происходили в рамках действующего законодательства. А побои у задержанных, засвидетельствованные медзаключениями, относили на их сопротивление при задержании по подозрению.
Поскольку ни один из подозреваемых не был задержан по подозрению, а каждый был осужден на 12–15 суток за непристойное поведение, сопротивление милиции, нецензурную брань и такое прочее почти в один день в разных частях Киева, и поскольку содержащиеся на сутках по нормам УПК в это время не могли допрашиваться в статусе свидетелей или подозреваемых, Лясковская спрашивала у следователей, было ли им известно, что лица, с которыми они проводили следственные действия, находились под административным арестом. Каждый следователь отвечал «нет». Считал, что они задержаны как подозреваемые или вызваны в РОВД по повестке.
— Как подозреваемые на пятнадцать суток? — спрашивала Лясковская (подозреваемый мог быть задержан на 72 часа).
— Наше дело было допросить, — отвечали следователи.
Подсудимые ходатайствовали о вызове в суд генерала Опанасенко. Но он не являлся.
— Так, — сказала Лясковская, — в понедельник будет допрашиваться Шагин. Шагин, Вы слышали?
— Да, — сказал я.
В субботу и воскресенье я ещё раз прочитал обвинительное заключение, пересмотрел сделанные во время ознакомления адвокатом ксерокопии протоколов моих допросов в первые дни следствия по разным обстоятельствам и постарался вывести линию, в которой заранее ответить на предполагаемые вопросы прокурора.
По нормам УПК не был установлен порядок дачи показаний. Подсудимый имел право без ограничений изложить суду всё, что, по его мнению, относится к делу. Всё, что могло быть сказано в его защиту при совершённом преступлении. Или, напротив, свидетельствовало о его невиновности.
После того как мне было дано слово, я сказал, что не признаю вину ни по одному из вменяемых мне эпизодов. А также в организации банды. И в первую очередь буду последовательно давать показания о взаимоотношениях с Макаровым и его людьми. А также — о моей роли в руководимых мною предприятиях в обоснование того, что я не являюсь руководителем группы предприятий «Топ-Сервис».
Я начал с того, что родился и жил в Ленинграде. В 1988 году закончил ПТУ по профессии «регулировщик радиоэлектронной аппаратуры». С этого времени проходил службу в армии в г. Пскове, где перед демобилизацией познакомился со Светланой Кузмич. Она была родом с Украины и работала по распределению в детской больнице. Через полгода после окончания службы я и Светлана расписались, у нас была свадьба на её родине — в селе Городец Владимирецкого района Ровенской области.
После армии я работал в НИИ «Домен» по специальности. Но через полгода уволился и занялся предпринимательством. Это был 1991 год.
Из Пскова я привозил в Ленинград вяленую рыбу и развозил по ресторанам. Кроме того, содержал торговые точки перед станциями метро по продаже указанной продукции. Параллельно занимался продажей товаров народного потребления на вещевых рынках. Всё это осуществлял как коммерческий агент предприятия «Контраст», в котором был официально оформлен и платил процент от прибыли.
У меня в личном пользовании был автомобиль «Таврия». И раз в месяц мы со Светланой посещали её родителей на Украине.
Во время этих поездок я стал искать покупателей на товары народного потребления, производимые в Ленинграде. И через некоторое время я стал заниматься поставками тюля с Ленинградской гардинно-кружевной фабрики и других товаров на торговые базы Ровенской области.