— Можешь даже не пытаться, — сказала Лысак.
— Почему? — спросил я.
— Ну как почему? Ты же видел, как она ведёт суд.
На следующий день, в пятницу, Лясковская продолжила оглашать перелистыванием оставшиеся три из 25 томов материалов так называемых дополнительных доказательств. В томе № 24 содержался протокол допроса директора предприятия «Невский ветер» г. Санкт-Петербург. И Лясковская долистала том до того места, где у неё лежала закладка.
Лясковская огласила контракты ООО «Топ-Сервис», «Топ-Сервис Трейдинг», «Топ-Сервис Восток» за 1996–1997 годы на поставку продукции санкт-петербургской фирме «Невский ветер», счёт-фактуры, автотранспортные таможенные декларации, грузовые накладные с наименованием товара.
— А вот протокол допроса директора «Невского ветра», — сказала она, — произведённый в 2002 году следователем УВД Санкт-Петербурга также по договору о взаимопомощи. Вот директор «Невского ветра» Николаенко Н.А., отвечая на вопросы следователя, сообщает, что с 1996 года руководит предприятием «Невский ветер», зарегистрированным в Московском районе г. Санкт-Петербурга. Он говорит, что его предприятие никогда не занималось внешнеэкономической деятельностью и не занималось покупкой и реализацией продуктов питания. Он не знает Фиалковского, Демьяненко, Шагина и никогда не слышал о предприятиях ООО «Топ-Сервис», ООО «Топ-Сервис Трейдинг» и ООО «Топ-Сервис Восток». Не заключал с этими предприятиями контракты и не получал от этих предприятий продукты питания. Вот тут стоят его подпись, время и дата, — и Лясковская посмотрела на меня.
Я сохранял молчание, и она перелистала последний том.
— Всё, — сказала она.
— Ваша честь, — поднял я руку.
— Слушаю Вас, Шагин.
— Я прошу Вас огласить эти документы, — сказал я.
— Что это? — спросила Лясковская.
И я передал комплект документов, которые мне принесла Лысак.
— Это копии уставных и регистрационных документов «Невский ветер» г. Санкт-Петербург. А также заявление директора «Невский ветер» Алексея Козореза о том, что его предприятие и он, как директор и учредитель «Невского ветра», сотрудничал с украинскими предприятиями ООО «Топ-Сервис», ООО «Топ-Сервис Трейдинг» и ООО «Топ-Сервис Восток». Заключал с директорами этих предприятий — Фиалковским, Шагиным, Демьяненко — контракты на покупку продуктов питания в период 1996–1997 годов. В 1999 году изменил название предприятия, а в конце того же года продал компанию и вышел из состава учредителей.
Лясковская начала просматривать документы.
— Вот регистрационные документы, вот уставные, вот учредительные, — перелистывала она.
— Можно посмотреть? — спросил прокурор.
Лясковская продолжала листать документы.
— Ваша честь, — повторил Соляник.
— Шагин, так Вы заявляете ходатайство о приобщении этих документов к материалам дела? — она посмотрела на меня.
— Да, — ответил я.
— Ходатайство удовлетворено.
И она передала документы прокурору, который их задумчиво листал.
— Это ещё не всё, Ваша честь, — сказал я.
— Что ещё? — посмотрела она на меня.
— В холле находится директор «Невского ветра», Козорез Алексей. Я ходатайствую о его допросе в суде.
— Всё, Шагин?
— Да, — сказал я.
— Ходатайство отклоняется, — сказала Лясковская и посмотрела на участников процесса.
Владимир Тимофеевич сказал, что он ходатайствует о приобщении к делу копий решений Высшего арбитражного суда о законности возмещения НДС ООО «Топ-Сервис Восток», а также ООО «Топ-Сервис» и ООО «Топ-Сервис Трейдинг», полученных им по адвокатскому запросу в реестре судебных решений. Лясковская удовлетворила ходатайство.
— Судебное заседание закрыто, — сказала она. — После праздников подготовьтесь к прениям сторон, — и отпустила участников процесса.
Участники процесса выходили из зала. Прокурор всё ещё листал документы.
Перед Новым годом меня посетила адвокат — поздравить с новогодними праздниками и выразить уверенность, что в будущем году уже наконец-то закончится, как она говорила, весь этот кошмар.
Оля передала праздничные передачи на меня, Тайсона и нескольких сокамерников. А через корпусного Сергея 31 числа — пластиковую ёлку с мерцающими огнями, несколько килограммов чёрной и красной икры, оливки, маслины, креветки, мидии и две дюжины бутылок спиртного: коньяк «Хеннесси», водку «Абсолют» и шампанское «Дом Периньон». Фужеры, рюмки, столовый сервиз и две белые скатерти, которыми был застелен по всей длине стол, — позиция была та же. И два пакета серпантина, хлопушек и бенгальских огней. А за пять минут до полуночи открылась дверь, и в камеру завели Трофимова. Он не скрывал радости и удивления.
— Кто это? — посмотрел он на Саида и Аслана, немного двинувшихся вперёд.
— Мои друзья, — сказал я.
Мы с Леонидом и Тайсоном отправились в купе. Аслан со своей компанией — в купе с другой стороны.
— Ещьте, пейте, не стесняйтесь, — сказал Аслан с той же то ли улыбкой, то ли оскалом.
И люди — то ли с недоверием, то ли с любопытством — стали слезать с верхних нар.
Я, Леонид и Тайсон проводили старый год и встретили ещё один новый год в тюрьме. На память «Кодаком»-мыльницей сделали несколько десятков фотографий: я в смокинге, Леонид — в тапочках, спортивных штанах и футболке. На фоне железной двери, решёток и белой скатерти контраст казался впечатляющим.
Через два часа за Леонидом пришли.
— Ну, ты делаешь! — сказал Леонид. — Меня за пять минут заказали, и я не знал, куда ведут.
Делал не я. Делал Скоробогач. У него тоже была своя позиция. Возможно, к объявленной и неподдержанной голодовке. Возможно, к делу «Топ-Сервиса». А, возможно, к тому, кто борется и ждёт.
Тайсон до такой степени напился и, вооружившись петардами, как гранатами, под звуки уже знакомой канонады за окном устроил в камере фейерверк, что некоторые на него поглядывали с опаской. У него, видимо, тоже была своя позиция.
На первом заседании в новом году начались прения сторон.
Первым, согласно судебно-процессуальному порядку, позицию обвинения озвучил прокурор. Он зачитал, что вина каждого из подсудимых по каждому из вменяемых преступлений доказана. И на этом окончил свою речь.
Прения шли весь день, и каждый из адвокатов и их подзащитные излагали своё итоговое мнение по обстоятельствам дела. Адвокаты — все, за исключением адвоката Геринкова, который признавал вину, — настаивали на невиновности своих подзащитных, указывая на то, что первичные показания подсудимых, от которых они отказались в начале следствия и которые они не поддерживают, помимо того, что противоречивы и меняются с каждым допросом, получены с применением психологического и физического воздействия, о чём есть заключения медэкспертов при снятии побоев, и не могут по закону быть признаны доказательствами. А так как они добыты следствием во время административного ареста и в статусе свидетелей, с предупреждением задержанных об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний, в то время как подозреваемый в преступлении не несёт ответственности за неправдивые сведения и может не свидетельствовать в отношении себя, посему также являются полученными незаконным путём доказательствами.
И что каких-либо других доказательств вины подсудимых по делу не установлено. Подсудимые говорили мало — в основном говорили их адвокаты, которые старались быть краткими. Владимир Тимофеевич также был лаконичным. Он сказал, что, в соответствии с нормами УПК при вынесении обвинения должны быть установлены место, время и мотив совершённого преступления, что в случае Шагина отсутствует, сказал он. И в качестве подтверждения вкратце привёл выдержки из обвинительного заключения: «…примерно в середине апреля…», «…был осведомлён не установленным следствием лицом…» и такое прочее. И выдержки из показаний потерпевших и свидетелей об отсутствии у меня мотивов на совершение преступления — того или другого. И надуманности мотивов обвинением. А также — что первичные показания подсудимых о моей причастности, которые они не подтвердили ни на следствии, ни в суде, объясняя причины их происхождения, согласно постановлению Пленума Верховного суда о недопустимости доказательств, не могут быть признаны законными, так как получены во время содержания задержанных под административным арестом и положены в основу обвинительного приговора. А также — что по нормам УПК все сомнения должны трактоваться в пользу подсудимого.