— Нет-нет. Спасибо, адвокат уже есть, — сказала она и улыбнулась.
Я хотел передать капитану Максименко привет, но передумал.
— Передайте, что всё будет хорошо, — сказал я.
Через несколько дней пришла работница спецчасти СИЗО, и я расписался за получение приговора. Текст, по сравнению с вердиктами для соседей (5–7 листов), был впечатляющего размера — 570 страниц. Владимир Тимофеевич, который двадцать лет отработал прокурором по поддержанию обвинения в суде, говорил, что по такому делу, с таким количеством обвиняемых и эпизодов приговор должен был составлять как минимум 50 томов по 570 страниц, если бы он был обоснован и основан на предоставленных и исследованных в суде доказательствах.
Приговор был на украинском языке. Я открыл лист, где должны были быть изложены доказательства, нашедшие подтверждение в суде в обоснование моей вины по организации банды, за эпизод, по которому, хотя он не исследовался в суде, мне было назначено пятнадцать лет лишения свободы. Эта часть приговора была озаглавлена «Некоторые вопросы создания сети предприятий со словосочетанием “Топ-Сервис”, связанных с ними предприятий, руководство ими Шагиным И. И., создание банды, участие в ней и в организованных бандой преступлениях» — как будто в суде исследовались некоторые вопросы, а не обвинения в преступлениях, окончательным наказанием по которым стало моё пожизненное заключение.
Я начал читать:
«Для преодоления препятствий, которые возникали при совершении финансово-хозяйственных операций сетью предприятий, в названии которых было словосочетание “Топ-Сервис”, и связанных с ними коммерческих структур, со стороны кого бы то ни было, как по причине незаконного получения НДС, так и по другим основаниям, которые возникали на почве хозяйственной деятельности, с целью нападения на должностных лиц и отдельных граждан Шагиным в 1997 году была организована преступная группа, которая со временем переросла в вооружённую банду, финансирование которой осуществлял он…»
«…По иерархии в неё вошли установленное лицо, дело в отношении которого выделено в отдельное производство в связи с розыском, и лицо, в отношении которого в возбуждении уголовного дела отказано в связи с его смертью. Эти лица начали формировать организованную группу…»
Из-за розыска Макарова и смерти Совенко оба они не допрашивались в суде, а из показаний других следовало, что указанные лица — рэкетиры, а я — потерпевший. В Уголовном кодексе при наличии квалификации «преступная группировка» не было понятия «преступная группа», а именно она, как было изложено в обосновательной части приговора, со временем переросла в банду, за что мне дали пятнадцать лет. Это выглядело не как цинизм, а скорее как прикол — с издёвкой.
Я продолжал читать.
«Летом 1997 года, зная о целях и намерениях группы, в неё вступили Стариков, Маркун, Гандрабура и Геринков.
В соответствии с разработанным планом, получив заказ от Шагина на совершение преступления, направленного против жизни и здоровья жертвы, лицо, дело в отношении которого выделено в отдельное производство в связи с розыском, и лицо, в отношении которого в возбуждении уголовного дела отказано в связи со смертью, должны были разработать в общих чертах преступный план, способ его совершения и довести это Старикову, Маркуну и Гандрабуре. Те разрабатывали детальный план.
После совершения преступления они распределяли между собой и другими членами банды вознаграждение, полученное от Шагина, а также имущество, добытое преступным путём.
Созданная банда отличалась стойкостью, которая проявлялась в её организованности, технической оснащённости, тесной связи между организатором Шагиным, руководителями банды и её членами, безоговорочным исполнением преступных заказов, наличием огнестрельного оружия, о котором Шагину было достоверно известно…»
Дальше шёл перечень совершённых преступлений, ни одно из которых не было доведено до конца или доведено не так — с ошибкой в объекте нападения и подобное.
Обосновательная часть по неисследованному в суде, а вменённому мне автоматически эпизоду «бандитизм» в приговоре заканчивалась так:
«Из исследованных в суде доказательств следует, что не Макаров имел “влияние” на Шагина, как указывал последний в показаниях, а Шагин на Макарова…»
«В обоснование отсутствия у Шагина мотива в организации банды он предоставил суду решения Высшего арбитражного суда о законной хозяйственной деятельности предприятий в названии со словосочетанием “Топ-Сервис”. Но суд не берёт эти решения во внимание, так как Высший арбитражный суд не знал всех обстоятельств дела…»
Из таких вот приколов-подъёбок и состоял приговор.
Я читал дальше.
«Шагин на следствии неоднократно менял показания», — было написано в приговоре. В то время как я и на следствии, и в суде поддерживал все свои показания.
Показания в суде свидетеля Ваняна, который подтвердил появление в офисе ООО «Топ-Сервис» рэкетиров в 1993–1994 годах, в приговоре были признаны «неконкретными» и такими, которые не подтверждают мои слова, что Макаров вымогал у меня до 20 тысяч долларов в месяц. Хотя в суде Ванян говорил: «По поводу увеличения суммы я ничего не могу сказать — вероятно, оно могло произойти».
Показания Надежды Половинкиной, которая в суде также подтвердила известные ей факты вымогательства Макаровым и лицами из его окружения денежных средств у сотрудников компании, в приговоре были признаны недостоверными на том основании, что Стариков, о котором она упоминала, якобы присоединился к преступной группировке в 1997 году, когда Попов уже не работал. Однако Половинкина не указывала конкретно период появления Старикова в офисе, и её показания не содержали противоречий.
Показания свидетеля Лущевского, который фактически подтвердил в суде данные мной ещё на самом первоначальном этапе досудебного следствия показания и пояснил буквально следующее: «В период с 20 октября по 3 ноября 1995 года ко мне домой позвонил Фиалковский и сказал, что их одолели бандиты и приходят к ним в сауну, как к себе домой. Володя сказал, что надо быстро что-то делать, чтобы слышать разговоры бандитов в бане. Я подсоединил встроенный микрофон. Я не слышал записи разговоров. Фиалковский говорил, что бандиты одолели их и что-то замышляют…» Его слова в приговоре были изложены в искажённом виде, и им была дана оценка, прямо противоположная смыслу показаний. Как было написано, эти показания свидетельствуют о том, что лица, которые в 1995 году приходили в помещение по улице Гайдара, 6, не только не были посторонними, а напротив, имели общие интересы с ООО «Топ-Сервис».
А показания Фиалковского «…об угрозах со стороны каких-либо лиц в отношении Шагина и других руководителей и учредителей “Топ-Сервиса” мне ничего не известно и я никогда не слышал о подобных ситуациях, хотя, конечно, я мог просто об этом не знать… О случаях вымогательства денежных средств у Шагина и других мне не известно. Хотя это не означает, что такого не было…», которые в суде не оглашались, в приговоре были приведены как доказательство моей вины.
Я продолжал читать дальше, вчитываясь в текст на украинском языке, — и стало понятно, почему при оглашении приговора Кондратович в зале суда начала возмущаться, а потом расплакалась: «Я такого не говорила!» Её показания в приговоре не были искажены. Они были выдуманы.
Я продолжал читать, перескакивая с абзаца на абзац и перелистывая одну страницу за другой. Практически во всех приведённых показаниях свидетелей, потерпевших и подсудимых (в том числе и в моих) были искажения с уклоном в пользу обвинения. Я долистал до последнего по делу эпизода. Показания, данные Трофимовым в суде, в приговоре отсутствовали. Вместо них в искажённом виде были приведены показания, данные им в РОВД на следствии. Якобы он слышал мою фамилию как заказчика преступления и, сотрудничая со следствием, такими показаниями раскрыл мою банду.
Самым же большим противоречием в приговоре было то, что, с одной стороны, я был наделён гениальным интеллектом, руководя одновременно сотнями предприятий, занимающихся хищением сотен миллионов долларов. А с другой стороны — его полным отсутствием, заказывая для устранения препятствий этим предприятиям преступления, ни одно из которых не было доведено до конца. И если это была шутка, то очень злая. Но это не было шуткой, и я находился в камере ПЛС.