За всё остальное нужно было платить.
Этот день в камере протекал согласно распорядку дня. Утром так же подъехал баландёр с завтраком. И Студент ему прокричал: «Себе на голову!»
Потом была прогулка, и наша камера гуляла в том же дворике, через стену которого, как пояснил Студент, он разговаривал со смотрящим за этажом. Помня, о чём мне в ИВС говорил Раков, что меня разыскивали из соседних камер, я попросил Славика Студента мою фамилию не называть и не упоминать.
В этот день мы во дворике гуляли втроём: я, Студент и Сергей Наркоман. Володя и Сергей — Сашин шнырь — остались в камере. Так было можно: на прогулку при желании можно было ходить, а можно — и не ходить. В этот день мы — я и Студент — также по предложению Сергея пообедали за счёт Наркомана. Студент обнял сидевшего у него на наре Сергея за плечо и спросил, что мы будем есть. Все знали, что в ближайшее время я получу передачу. Однако Сергея это не интересовало. Было видно, что он делится от души. И ему, казалось, была более приятна компания Славика Студента, нежели Вовы. С Сергеем, Сашиным помощником-шнырём, Сергей Наркоман не общался и никаких отношений не поддерживал. Казалось, они в камере друг друга не видят. Хотя оба они редко появлялись в камере, точнее — весь день проводили на своих верхних нарах.
Я сидел на лавочке, когда Студент сказал, что, пока Саши в камере нету, я могу сесть на его постель. Я в душе не был сторонником такого вторжения, однако поступил так, как предложил Студент. Он даже дал своё полотенце — постелить поверх Сашиного одеяла. На мягкой наре сидеть было значительно приятнее, нежели на твёрдом дереве узкой скамейки. Так я просидел до обеда, пока в камеру не открылась дверь и не вошёл Саша. Суд у него в очередной раз отложили, и до обеда он уже был в тюрьме.
Я быстро встал и уступил Саше его место. Тот посмотрел на меня с укором.
— Вот, уже и мою нару занял! — сказал он.
Но Студент как будто ждал этого момента. Он медленно поднял с Сашиного одеяла своё полотенце и сказал:
— Что ты цепляешься к человеку? Ты, наверное, забыл, что в тюрьме нет ничего твоего! Ты скатку свою должен был с собой забрать, как Араб, который тоже сегодня уехал на суд!
То, что скатки «тяжеловесов» оставались в камере, было попущением администрации СИЗО: матрасы, одеяла и подушки при выезде на суд должны были сдаваться и вечером выдаваться из каптёрки снова.
После сказанного Студентом лицо у Александра покраснело, а на лбу выступили вены. Но, чувствуя, что Студента поддерживает вся камера, он промолчал, снял ботинки, помыл руки и залез за шторку.
Вечером, после ужина, Славик Студент сказал, чтобы я расстелил скатку на наре Араба у окна. До этого он тихонечко шептался о чём-то с дежурным, засунув голову в кормушку.
Но как только Студент сказал мне положить на нару матрас, тут же из-за шторки появился Александр:
— Сейчас человек с суда приедет — не трогайте его место!
Студент молча вытащил из-под лавочки мою полупустую скатку и положил на место Араба.
— Он уже приехал, — сказал Студент, — я спросил у дежурного: Араб уже в другой камере.
Я быстро расстелился и лёг на нару. Было приятно теперь иметь не только свою камеру, но и своё спальное место. Весь оставшийся вечер я пролежал на наре, а вся камера занималась своими делами под «пулемётный огонь» включённого на всю катушку Сашиного телевизора.
Следующий день прошел более-менее спокойно, за исключением того, что у Володи то ли от вчерашнего громко включённого телевизора (а в связи с этим — и плохого сна), то ли после посещения адвокатом стали немного пошаливать нервы. Как начал говорить в камере о себе Володя, он мастер спорта и тренер по кикбоксингу. Как говорил на прогулке Студент, Володя (Полтава) даёт по указанию мусорóв по громкому тогда делу мэра Черкасс Олейника показания, что тот отправлял его вымогать деньги на предвыборную кампанию.
Сам Володя в камере по делу никогда ничего не рассказывал. Ему начало казаться, что Студент специально дымит ему в глаза, Сергей нарочно маячит и путается у него под ногами, а я, спускаясь с нары, намеренно тыкаю ногами ему в лицо. Я старался на такое реагировать спокойно, поясняя, что ещё не приноровился к верхнему ярусу, и буду предельно внимателен и осторожен. Саша и Серёжа-шнырь Володю не цепляли, поскольку находились в другой части камеры. Но Саша следил за происходящим куда более с надеждой, нежели с любопытством и интересом. И когда в мою сторону при игре в нарды пошли обвинения, что я мухлюю, что, как говорил мне Раков, в тюрьме считается плохими манерами, я не отвечал, чтобы не накалять ситуацию, говорил, что я мог случайно поставить фишку не в то гнездо, и предложил Володе отложить нарды и поиграть в мою игру — игру в реакцию, — что живо заинтересовало Володю, ибо реакция, как он сказал, у него была отменная.
Правила игры заключались в том, что два игрока становятся или садятся на нару друг напротив друга лицом к лицу и на длину полусогнутых локтей кладут ладони обеих рук на ладони друг друга. Тот игрок, чьи руки ладонями вверх находятся снизу, старается быстро и без предупреждения, как плетью, одной или сразу двумя ладонями ударить по обратным сторонам ладоней противника — по двум рукам сразу, или по той, которая напротив, или по противоположной наискосок руке в то место, где идут хрящики и косточки пальцев. А другой, в свою очередь, должен успеть забрать руку или руки. Если ты хоть чуть-чуть зацепил кисть второго игрока, то ты снова водишь. Если ты промазал и второй игрок успел забрать кисти рук, то водит он. Игра заканчивается, когда один из игроков отказывается играть дальше.
Сама соль игры заключалась в том, что через некоторое время после прямых попаданий по обратной стороне ладони противника — там, где косточки и хрящики, — вырастал красный холмик с синей шишкой на его вершине. И чем больше становился этот холмик, одно прикосновение к которому приносило острую боль, тем больше замедлялась реакция противника. И если противник не руководствовался первым чувством мести, а сразу подчинялся здравому рассудку, то в любой момент мог отказаться продолжать игру. Таков был уговор.
Реакция у Володи не была отменной, и каждое прицельное попадание в синюю шишку бугорка заканчивалось прицельным замахиванием его кулака в направлении моей головы. Этому тут же препятствовал Александр, который выполнял функции судьи. В камере было дружное оживление, и все вместе с Володей весело смеялись. Адреналин делал своё дело — у всех было хорошее настроение. А шишки быстро сошли с помощью холодной воды. Вечером все легли спать.
На следующее утро примерно в девять часов меня заказали к адвокату. В пакете с собой я взял перечень необходимых мне вещей и продуктов, ручку и несколько стандартных листов. Дверь открылась, и я вышел из камеры в коридор. Пока дежурный закрывал замок, я двинулся по коридору за угол, вдоль железных дверей больших камер к выпускной с этажа двери. Перед ней стояло несколько человек: кто с папкой, в брюках, рубашке и туфлях, кто в тапочках, спортивных штанах и футболке, стриженные налысо, с короткими причёсками и уложенными аккуратно волосами. Все направлялись в следственные кабинеты — к адвокатам, следователям на следственные действия, ознакомление с материалами, закрытие дела и другое. Перед дверью стоял низенького роста прапорщик с худыми ногами и несоразмерно большой головой по отношению к туловищу. Брюки на нём были потёртые и неглаженые. А выглаженная рубашка была больше, чем параметры его тела. Голова круглая, с короткими лохматыми волосами и припухшим лицом. На следственку в кабинеты водили два прапорщика: Сергей (по прозвищу Шариков) и Николай. Шариков был неопределённого возраста, Коле же было лет сорок пять; чёрные с сединой волосы доходили до воротника его кителя, спадая с макушки пышной аккуратной копной. Его худая голова заострялась к подбородку, а треугольный нос, словно широкую малярную кисть, завершали пышные, чёрные с сединой усы. Он был невысокого роста и худощавого телосложения. От него, как и от Сергея Шарикова, всегда сильно пахло спиртным, а речь порой была настолько несвязной и шаги — неуверенными, что заключённые помогали ему выговаривать свои фамилии и подниматься по лестницам подземных проходов и этажей. Однако, как поговаривали, Шариков и Николай отличались фотографической памятью и не раз предотвращали попытки заключённых выйти из тюрьмы по поддельному удостоверению следователя или адвоката.