— Ну, хватит!
— Хватит? Что хватит? — растерянно посмотрел на нее коротконогий.
— Сказано ведь, ничего не скажу.
Летчик посмотрел на резиновые спортсменки девушки, перевел взгляд на ее застиранное платьишко, дешевенький платочек и спросил, тяжело ворочая языком:
— Комсомолка?
Она не ответила и подумала: «Дурак, еще спрашивает».
Небо было хорошее, просторное, высокое. Небо Родины! Девушка поглядела вниз, на землю, и глазам ее открылся белый хоровод юных весенних берез. Отступили боль и тоска.
«Белая полянка… красавица наша…»
Злые голоса вернули ее к действительности.
Диверсант и летчик обвиняли друг друга в неудаче.
— Куда вы меня завезли? — то вскрикивал, то шипел коротконогий. — Меня нацелили совсем в другой район. Что делали ваши компасы?
— Мои компасы! Посмотрели бы вы, как выплясывали компасы, когда вокруг самолета крутил шторм, крутились молнии, крутились советские истребители. Мои компасы!..
— Хороша ваша синоптическая разведка! Послали нас навстречу шторму. Вешать надо таких синоптиков!
— А я повесил бы ваших мастеров засыла! Они заверили меня, что на этой трассе пересечка исключается. Боже мой, исключается! Налетели на русский авиапатруль, как пьяный на афишную тумбу. Под их выстрелами я бросался во все стороны! Не до вашего Крутихинска было!
Летчик потянулся к термосу, но налить не успел. Меж стволов сверкнуло и засияло, как от молнии. Они разом вскочили, выхватив пистолеты. Сияние двигалось. Белые стволы берез вспыхивали по очереди огнем и тотчас гасли. Нарушители долго провожали настороженными глазами движущийся свет автомашины, шедшей где-то далеко от них.
Им казалось, что роща сквозная, что их видят отовсюду.
— Так дальше продолжаться не может, — сказал коротконогий и покосился угрюмо на девушку. — В Крутихинск не попасть, это теперь ясно. Где он, проклятый Крутихинск? Надо предпринимать что-то другое.
— Этим я и хочу сейчас заняться, — ответил летчик.
— Чем? Выпивкой?
— Не только. Выпью для храбрости и полечу. На запад. Строго на запад.
— Вы можете лететь, как сова, бесшумно и невидимо?
— Бесшумно — едва ли. Акустика русских, самолет, конечно, обнаружит. А вот увидят ли меня их локаторы? Они будут искать меня в небе, они задерут головы, а я прошнырну у них между ногами, в десятке метров над землей. Я пойду на высоте телеграфных столбов, только-только брюхом по земле не буду тащиться. Трудно? Очень трудно! Но я хочу сегодня пить коньяк в нашем казино, а не лопать баланду в русской тюрьме.
Коротконогий посмотрел на небо. Что-то переменилось в ночи. Высокое, оно поднялось еще выше. Луна уже не прозрачная, а пепельная, опускалась устало за вершины берез. Прошла самая тихая пора ночи. В глубине рощи зашуршало, зашелестело, затрепыхалось.
— Похоже на рассвет. Надо спешно убираться отсюда, — сказал коротконогий и деланно небрежно добавил — Я, конечно, лечу с вами?
Летчик помолчал.
— На моей стрекозе без пассажира легче маневрировать, и я с удовольствием оставил бы вас на забаву русским. Но мне здорово за это влетит. Пошли, — ответил летчик, завинчивая пустой термос.
Девушка, увидев, что летчик завинчивает термос, поняла: передышка кончена, сейчас опять начнется мука.
Они подошли, встали над нею, уже с надетыми парашютами, но смотрели не на нее, а куда-то в стороны, пряча глаза.
— От малютки вы ничего не добьетесь, — сказал летчик. — Как ни истязали, она даже губ не разжала.
— Я знаю, — глухо ответил коротконогий и посмотрел на девушку.
А она… тихо улыбалась.
— Она смеется, сволочь! Она издевается!.. Я убью ее!..
— Когда я сяду в самолет. Не раньше. Я не хочу видеть это, — холодно и строго сказал летчик.
— Хорошо! Не увидите! — ответил раздраженно коротконогий. — Идите, готовьте самолет.
Летчик ушел. Коротконогий ткнул девушку носком сапога и указал на самолет:
— Вставай, иди туда.
Она поднялась, шатаясь. Болью ударило и в бока, и в грудь, и в голову. Из разжавшихся губ чуть не вырвался стон. «Еще чего? Не дождетесь!» Девушка пошла впереди коротконогого и вдруг вспомнила, что потеряла где-то мамин гостинец — соленые груздочки, которые любила без памяти. Вздохнула прерывисто, подавляя подступившее рыданье. Она знала, эта ничем не примечательная русская девушка, смешливая блондинка с добрым, мягким лицом, что идет навстречу своей смерти, и все же походка ее была гордой и легкой.