Но Георгий, не слушая их, поднялся из-за стола.
— Нет, мы не поедем, — сказал он, неприязненно хмурясь. — Спасибо. Не хочу.
Анна отшатнулась — Карачаев не хотел видеть такую стройку, такой мост! Ну, хоть придумал бы для вида что-нибудь любезное… веселое…
— Пожалеете, милый друг! И скоро, — сказала Васса Антиповна, подняв брови.
Георгий сунул руки в карманы.
— Не знаю. Возможно… Кто-то мне рассказывал: там, у Царева кургана, — уголовники, урки? Этого мы насмотрелись на Беломорканале.
Васса Антиповна и Марина тоже встали и заговорили, перебивая друг друга:
— Но это же великолепно, что люди работают…
— А лучше — на нарах, в кутузке?
— Это же перековка, вот именно как на Беломорканале!
— Это честь… это мечта… удел лучших из лучших — работать там, — сказал Георгий, и лицо его чугунно потемнело. — Я карманник, растратчик, убийца, шпион. А меня под конвоем ведут — на великое гордое дело, перегораживать Волгу! О-ох… — простонал он, потирая пальцем мочку уха. — Хотите, я вам спою из Чайковского?
Анна так потерялась, что не могла вымолвить ни слова. Она видела, как больно задеты хозяйки дома, как они оскорблены и за себя, и за то, что радовало каждого, кто узнавал, что будет рядом с их Студенкой. Васса Антиповна подошла к окну и занавесила его ситцевой шторкой.
— Простите, — сказала она. — Я не привыкла… Мой сын не приучил меня к такому пению.
Марина добавила:
— Там пока земляные работы…
Георгий тут же вышел из дома. С крыльца донеслись его шаги. Анна не пошла за ним.
— И часто э т о… у него? — спросила Васса Антиповна сухо, вежливо, как врач.
— Никогда — ничего похожего… — пробормотала Анна.
Стукнула дверь. Вернулся Георгий. Подошел и поцеловал руку у Вассы Антиповны, потом у Марины.
— Кажется, достаточно с вас Янки… — сказал он. — А тут еще я. Поверьте, впервые…
Он сел и взял за руку Анну.
— Вы ходили курить, — сказала Васса Антиповна. — Курите здесь. Янка не раз говорил мне, что я груба.
— Знаете что, — сказал Георгий, — не надо больше так говорить о нем.
И все женщины поняли — как… Так, будто бы его нет.
Марина очистила последнюю картофелину, положила на тарелку Георгия. Он послушно взял ее, макнул в соль, откусил половину, а другую положил на тарелку Анны.
Не выпуская ее руки, он закурил. Марина и Васса Антиповна принялись убирать со стола, и Анна видела, как они мимоходом то и дело посматривают на Георгия — озабоченно, сочувственно и виновато.
Он тоже заметил это и стал рассказывать об О. Ю. Шмидте. Георгий так и называл его: О. Ю. Вот человек несуеверный — О. Ю. В пятницу 21 мая он высадился на льдину у Северного полюса сам тринадцатый…
На льдине сейчас четверо. Из них по меньшей мере один, Кренкель, войдет во все хрестоматии своей телеграммой на Большую землю: «Меняю килограмм шоколада на килограмм картошки».
— Кстати, друзья, намотали ли вы на ус, что десант на полюс осуществлен на самолете ТБ-3? Это вам что-нибудь говорит? Флагман вел Водопьянов; в полете над льдинами случилась авария: потек радиатор одного из четырех моторов, и механики продырявили крыло, чтобы добраться до места течи. Как в бою! Что молчите?
— Я наматываю, — ответила Марина.
Тогда Георгий сказал, что в нынешнем году входит в народный обиход слово «стратостат», русское слово, потому что трое наших — Прокофьев, Годунов и Бирнбаум — раньше американцев седлали на стратостате фантастическую высоту в 19 тысяч метров. Это высота уже не «винтомоторная», это высота ракет…
И еще он сказал, что 15 июля, когда был открыт канал Москва — Волга, Сережа налил в графин воды из кухонного крана и не сводил с нее глаз, поскольку она была волжской!
Васса Антиповна подошла и погладила Георгия по плечу, как хорошего разумного мальчика.
Спали в ту ночь не просыпаясь, без сновидений. На утренней заре Георгий неслышно поднялся с постели. Анна тотчас открыла глаза и откинула одеяло, чтобы не задремать.
Она никогда не спала, если он не спал, и это ее не утомляло. Ей казалось, что, уснув, она что-то упустит. За десять лет она не проспала ни разу.
Половицы скрипели, точно ворот на плоту, когда они босиком крались к двери. Их остановил сонный голос Вассы Антиповны из-за ширмы:
— Молоко… на столе… хлеб… Через Волгу без лодки не плавайте, слышите?
Анна спрыгнула с крыльца. Роса обожгла ей ноги. И тут она вспомнила вчерашнее — свой страх, свою растерянность. Что же вчера с ними было? Но Георгий велел ей обуться. Она не спросила его ни о чем. Сегодня она не тревожилась. Утро светилось нежно, доверчиво, как глаза у ребенка. Шел второй день из семи необыкновенных.